Не Агата Кристи - Андрей Мансуров (2020)

В той, где располагался конвертер, теперь, в рабочем режиме, имевший температуру в триста двадцать Цельсия, вообще стояла почти «тропическая» жара: двадцать восемь градусов! Назаров, лично обошедший – а, вернее – облетевший все свои новые владения, дал приказ эвакуироваться с модуля, и вселяться согласно намеченному плану, в шесть кают по периметру от центральной, воздух в которых уже нагрелся до плюс пятнадцати. А вот в центральной вряд ли кто захотел бы жить, поскольку теоретически через неделю там стояло бы плюс тридцать девять.

Из момента, когда доктор Валкес первым решил снять скафандр в этой каюте, чтоб лично убедиться в пригодности атмосферы для житья, Франкель пытался сделать праздник: изобразил голосом фанфары и даже кричал «Ура нашим храбрым первопроходцам!». Но доктор быстро унял чересчур ретивые восторги, сообщив, что дышать, конечно, можно, но… Жутко воняет аммиаком и горелой пластмассой.

Сняв шлем, Назаров убедился, что доктор не преувеличил: воняло прилично. Мягко говоря. Но командир оставил комментарии при себе, буркнув вполголоса:

– Дышать всё-таки можно. Правда, давление низковато: словно мы на высокогорном плато. Ну ничего: климатизатор подправит. И запахи отфильтрует.

Общее мнение отразил Расмуссен:

– Ничего. Всё нормально. Пусть низковато. И пованивает. Всё-таки – не носками. Главное – мы можем тут жить без этих мягких гробов! – говоря это, Гуннар блаженно улыбался, разминая загрубевшими пальцами истосковавшееся по свободе движений тело, особо налегая на крестец, – А на местный запах, давление и холодрыгу – плевать! Тем более, что на буровой нам приходилось нюхать и мёрзнуть и похлеще! А уж на модуле!.. Хо-хо! Говорю же – то ещё амбре.

Назаров мысленно не мог не согласиться: действительно, когда в тесном помещении десять здоровых мужчин несколько дней не моются, не чистят зубы, и не стирают чёртовы носки, дышать… Проблематично. Но теперь им всем будет легче.

Каюты распределили так: Доктор Валкес живёт с доктором Хейдегером (Ну, кто бы сомневался!). Моммсен, Полонски и Огюстен выразили желание жить вместе, и явно никто из них не испытывал смущения или стеснения. Назаров и Хван решили жить вдвоём. Томер Франкель захотел жить один. Энди Галопан, повздыхав, – тоже. Гуннар, подумав, и почесав в затылке, поддержал начинания, как это дело обозначил Моммсен, «индивидуалистов».

Туалет перенесли за пару часов: благо, проектировщики предусмотрели возможность быстрой замены этого штатного узла. И в люк шлюза чужака кабина вписалась без проблем. Установили в коридоре, поближе к тамбуру: поскольку смену наполнившихся кассет предстояло проводить не реже чем через день. А выкидывать наполненные можно было только через всё тот же шлюз. Поскольку специальное устройство, как на модуле, сразу выбрасывавшее всё в космос, установить тут, в пятнадцати метрах от наружной поверхности корпуса, не представлялось возможным.

Единственное, что напрягало, так это температура: в коридоре она ещё не поднялась выше плюс восьми.

– Ничего, – как высказался по этому поводу доктор Валкес, не без хитринки поглядывавший на Моммсена, – лишь бы задница не примерзала к сиденью!

Ещё подключили один из запасных аккумуляторов к системе насосов тамбура: бережливая душа Хвана не могла смириться с тем, что при каждом выходе в космос туда же улетучивается и драгоценный воздух. Так что теперь кропотливо отлаженные и тщательно смазанные механизмы самого шара исправно откачивали внутрь пространства жилой зоны всё то, что раньше просто уносилось в пространство, и за дальнейшее падение давления в отделённой людьми секции можно было не опасаться. Назаров не постеснялся при всех от души поблагодарить штурмана: после трагической гибели Санчеса Хван лучше всех разбирался в технике.

Самому же Олегу, как он прекрасно понимал, до пожилого профи было далеко. Потому что одно дело – когда тебя всему, вроде, научили… И совсем другое – огромный личный опыт!