Не время умирать - Ян Валетов (2021)

– Тот, из чьего семени он пророс, – сказала Сибилла своим обычным голосом, продолжая держать бэбика над головой, – давно мертв. Но вам двоим – он обязан жизнью. Вы должны дать имя последнему воину Сити. Теперь он и мой, и ваш сын!

Она повернулась к вождю.

– Как твое имя?

– Бегун…

– Разве мать назвала тебя так?

Бегун покачал головой.

– Меня никто не называл иначе с тех пор, как я стал кидом, – сказал он упрямо.

– Как назвала тебя мать? – переспросила жрица. – Назови твое истинное имя перед лицом Беспощадного!

– Она называла меня… – произнес тот негромко, через силу, и Тим вдруг понял, что Бегуну до ужаса тяжело выдавливать из себя слова.

Что-то мешало ему ответить прямо на вопрос Сибиллы, и это что-то было очень важным для него. Нужно назвать всего лишь имя, данное при рождении! Но вождю надо было на это решиться.

И Бегун глубоко вздохнул… и решился.

– Мать звала меня Мо, – сказал он смущенно. – Просто Мо.

Тим невольно улыбнулся.

Сложно было представить себе менее подходящее для Бегуна имя.

Мо.

Попробуй это имя на вкус, и сразу же на ум приходит толстый неуклюжий кид с доброй улыбкой, а не поджарый, как молодой вольфодог, жестокий вождь Паркового племени. Имя Мо не годится для того, кто окровавленными клыками выгрыз власть, расправившись с конкурентами.

Тин по имени Мо не имел ни единого шанса занять место вождя. Тин по имени Бегун мог в одиночку подчинить себе племя.

Чел по имени Мо мог бы, рискуя собственной жизнью, спасти чужого бэбика. Чел по имени Бегун в любой ситуации выбрал бы для жизни только себя.

Ничего удивительного, что в Парке никто и никогда не называл вождя его настоящим именем. В Парке он был только Бегуном, старшим в Совете четверых, – и никем другим. Сейчас он мог быть самим собой. Нужно было только захотеть.

– Перед лицом луны, перед лицом матери, перед лицом Беспощадного… – камлала Сибилла. – Поклянитесь, что всегда будете защищать этого ребенка и заботиться о нем!

Жрица повернулась и сперва протянула бэбика Бегуну.

Тот посмотрел на малыша с растерянностью, переглянулся с Книжником и несмело протянул руки. Глаза у него подозрительно повлажнели, и ладони подрагивали, выдавая волнение.

Он взял крошечного бэбика и, подражая Сибилле, поднял его навстречу лунному свету.

– Клянусь! Клянусь перед его матерью и луной защищать этого бэбика, как собственного сына! Да живет он вечно!

Вождь осторожно, словно ребенок был из стекла, передал малыша Книжнику, и Книжник принял драгоценный груз, подхватив бэбика под спину и крошечную хрупкую шейку.

Малыш подрос с того момента, как Тим извлек его – окровавленного и бездыханного – из чрева матери. Он лежал у Книжника на ладонях, и нефтяная грязь, которой были покрыты руки Тима, почти не пачкала его розовую нежную кожу. Ребенок смотрел на него глазами взрослого чела, смотрел пытливо, доброжелательно, но все равно Тиму было не по себе. Дети не должны так смотреть! И никогда не смотрят!

Тим поднял малыша над собой.

Луна заслоняла горизонт. На ее огромном белоснежном теле можно было рассмотреть складки гор, рытвины долин и ущелий, очертания морей и странные круги, напоминавшие то ли шрамы от фурункулов, то ли пулевые попадания. Книжник еще никогда не видел такой огромной луны. Здесь, рядом с Оушеном, она выглядела иначе, чем в Парке, и была воистину огромна.

– Клянусь, – повторил он сказанное Бегуном, – перед лицом луны и матери этого бэбика заботиться о нем, пока я жив, как о собственном сыне! Клянусь, что всегда дам ему помощь и защиту!

Подумал и добавил:

– Да живет он вечно!

Сибилла ободряюще кивнула и забрала ребенка у него из рук.

– Теперь дайте ему имя! Истинное имя!

Голос жрицы снова обрел напевность, загустел, стал завораживающим.