– Несомненно, – кивнул он. – Тут тебе в логике не отказать. Особенно если вспомнить о некоторых уложениях. Пусть им больше тысячелетия, они все еще имеют законную силу. Остается только сожалеть, что Стелле не удалось тебя захомутать. – Антуан нарочито печально вздохнул.

– Фи, сар Дигхтель! «Захомутать!» И стоило ли вам тогда морщиться, когда я назвал член членом?

Стелла – младшая сестра Антуана. Яркая, с изумительной фигурой, с копной белокурых волос и чарующим взглядом больших голубых глаз. Мы провели с ней безумную неделю. По-настоящему безумную. Когда, плюнув на все условности и приличия, уединились там, где при всем желании никто бы не смог нас найти. Вскоре после этого случилось так, что мне на полгода пришлось уехать на север Ландаргии, чем все и закончилось. Встречаясь сейчас, мы мило общаемся. Но нам даже в голову не приходит повторить свое безумство – Стелла теперь замужняя дама и мать очаровательной малышки.

Вспомнив о ней, я едва не улыбнулся. И тут же себя пресек: Антуан снова может принять ту гримасу, которая у меня вместо улыбки, на свой счет.

Мне уже доводилось упоминать о том, что на левой щеке имеется шрам. Если разобраться, он нисколько не портит и без того мое мужественное лицо, дело в другом. В улыбке, которая изменилась благодаря той самой ране. Даже не подозреваю, какие именно лицевые мускулы были повреждены, хотя, если обратиться к кому-нибудь из представителей Дома Сострадания, они обязательно объяснят, но улыбаться обычным образом у меня не получается. Иногда даже удобно. Стоишь, выслушиваешь все, что говорят в ситуации, когда дело обязательно закончится звоном клинков. А когда твой собеседник полностью выговорится, единственный раз улыбаешься ему в ответ. Мне только и остается, что старательно контролировать мимику всякий раз, когда не желаю оскорбить человека или поставить его в непонятное положение. Как в случае с господами на набережной. Странное дело, но детям моя новая улыбка нравится и вызывает не страх, как можно было бы подумать, а смех. Как будто скорчил уморительную рожу. И потому позволяю себе улыбаться без опаски лишь им.

– Ладно, пусть не захомутать, но произвести на тебя достаточное впечатление.

– Достаточное для того, чтобы я на ней женился?

– Именно, – кивнул Антуан.

Он, кстати, до сих пор находится в неведении, где так долго пропадала его сестра. Так пусть же в нем и останется. Об этом отлично известно его отцу, Бамберу сар Дигхтелю, с которым после того случая у меня сложились не самые лучшие отношения, ведь ему едва удалось спасти репутацию дочери.

– Я ее недостоин. И потом, кому бы ты тогда секундировал – ведь родственникам запрещено.

– Ну разве что…

Слава Пятиликому, он не стал развивать тему. Признаться, в те времена я мечтал о том, чтобы его сестра вышла за меня замуж. И даже сейчас, по прошествии стольких лет, иногда становится грустно, что не сложилось.

– Так когда, говоришь, вы отправляетесь в Клаундстон?

В том ворохе свежей корреспонденции, которую я не удосужился просмотреть, возможно, затерялось и новое послание от сар Штраузен. Где среди прочего содержания имеется и дата. Впрочем, сомнительно. Всю важную корреспонденцию передают мне с рук на руки либо посыльный, либо хозяйка дома. Конечно же им и в голову не придет поинтересоваться содержимым. Особенно от такого значительного человека, как сар Штраузен. По той простой причине, что среди его окружения есть и маг Дома Истины. Они умеют накладывать на печати, причем любые – сургучные или восковые, – то, что сами называют эстампажем. Но в результате получается не рельефное изображение, а звук, где каждая печать несет в себе ноту. И когда их несколько, при вскрытии письма слышится музыкальная фраза. А самое главное, второй раз извлечь ее уже не получится и получатель точно знает – однажды письмо было прочитано.

– Не знаю. Думаю, не позже следующей недели.

– Ты говорил – на год?