Край чудес - Ольга Птицева (2020)

В их квартире всегда было шумно – хлопали двери, звенели чашки, бормотал телевизор, дедовское радио постоянно горланило. Им с Кирой позволялось все. Хочешь – носись по комнатам, хочешь – копайся в игрушках, сваленных в углу. Взрослые переступали их лежбища, обходили шалаши, выстроенные из стульев и пледов, а Эдик так и вовсе мог бросить свои взрослые дела и засесть с ними – рубиться в приставку и дуть на картриджи, чтобы не зависли. И когда они выросли, а Эдик постарел, усатый Марио продолжал прыгать по движущимся платформам, стоило им только собраться у телевизора втроем. Но Эдик все чаще нажимал не туда, злился и расстраивался, а они смеялись. А потом стало не смешно.

И в квартире все затихло, звуки сместились, спрятались по углам. Двери стали закрываться неслышно, чашки ставиться на стол беззвучно, телевизор умолк, и только радио продолжало горланить в дедовской комнате: Эдику спокойнее спалось под него, он меньше стонал и пугался. Но приходить Тарас не перестал. Все так же заваливался на знакомую кухню, требовал еды и чаю, садился на дедовский стул.

– Платье у вас красивое очень, – говорил он Маргарите Эдуардовне.

Та слабо улыбалась, одергивала воротник.

– А ты такой большой стал. Прям мощный.

Тарас тоже расплывался в улыбке.

– Занимаюсь, да.

– К армии готовишься? Мама твоя говорила.

Улыбка исчезала, но, погруженная в свою беду, Маргарита Эдуардовна чужую не чувствовала. А Тарас и правда был в беде. Весна промчалась со скоростью света. Лишенный аккредитации колледж заранее одобрил все дипломные работы несчастных своих студентов и освободил от необходимости просиживать время на парах, и Тарас ринулся на поиски работы. Или это работа ринулась его искать.

– Что ты снимаешь-то хоть? – не могла понять Кира, когда он валился на диван совсем без сил.

– Все, – честно признавался Тарас, мысленно прикидывая, сколько сумел заработать на очередном бэкстейдже очередной съемки очередного блогера.

Кира вздыхала, гладила его по голове, осторожно перебирала волосы холодными пальцами. Эти пальцы хотелось целовать. Нежными, быстрыми поцелуями. От кончиков к ладони. И вверх по запястью до сгиба локтя. И выше к плечу до ключичной впадинки. Согревать кожу дыханием, щекотать бородой, утыкаться носом. Почему с другими все это было так просто? Подразумевалось само собой. Если валишься рядом с кем-то на диван. Если позволяешь гладить себя и жалеть. То за поглаживаниями этими обязательно следует поцелуй. И не один. И не только. С кем угодно, только не с Кирой. От мысли, что она оттолкнет его, вскинется возмущенно – мол, совсем кукушкой поехал, Мельников, – становилось тошно. И Тарас принимался говорить о работе, заслоняя словами неясные свои страхи.

Всем теперь нужен был контент. Сопровождение, обзоры, румтуры и лукбуки, проморолики, клипы и визитки. Тарас только и успевал, что ездить из точки А в точку Б с техникой наперевес. Но на главное денег все еще не набралось, а время шло.

– Ну что, повестку еще не прислали? – поинтересовался отец в конце августа, и Тарас закашлялся от неожиданности.

– Так в октябре, – промямлил он и перевел разговор, а потом передал маме трубку и ушел к себе, плотно закрыв дверь.

От отжиманий становилось легче. Страх отступал, стоило телу поднатужиться и выдать еще три подхода по тридцать. Но проблему это не решало. До призыва оставалось меньше двух месяцев, и Тарас все чаще залипал в сети, с болезненным удовольствием отыскивая самые страшные армейские новости. Где кого довели, кто кого застрелил. Там дедовщина, тут вспышка пневмонии. Вон ту часть закрыли на карантин. В этой довели до петли новобранца. Тарас листал новости страницу за страницей, не замечая, что новостями они уже не были. Если случилось в 2005 году, то и в 2019-м повторится легко. Уж с ним-то точно. С рохлей Мельниковым, с добряком Мельниковым, вечно попадающим во всякую лажу.