Край чудес - Ольга Птицева (2020)

Она хотела спросить: «Кто он?» – но вопрос застрял в горле, ведь если спросишь, то можешь получить ответ. Вдруг окажется, что он – это сутулая тень, которая следила за ними в коридоре, будто сторож? Чтобы не чудили тут, не топтали почем зря. Чтобы ушли поскорее. Вдруг Костик тоже ее видел и скажет сейчас об этом бесцветным своим голоском? И куда тогда бежать? Некуда. Вокруг тишина и бетонные коридоры.

– Чтобы шахта не голодала, – ответил Костик и сорвался с места, будто лестница вдруг стала нестерпимо жечь ноги.

Кира откинулась на стену, потерла за ушами: дед говорил, что там скрыты особые точки – энергетические каналы, по которым циркулирует в теле жизненная сила. Откуда такие познания у советского инженера, Кира в детстве не задумывалась, но в точки верила свято. И привыкла тереть их каждый раз, когда ей нужно было собраться с мыслями. На вступительных экзаменах в школу кино она долго сидела, склонившись над билетом, и терла за ушами, вспоминая, в каком году и на какой кинофабрике Сергей Эйзенштейн снял главный немой отечественный фильм.

– Голова разболелась? – сочувственно спросил ее наблюдатель – высоченный дядька с роскошными седыми усами.

– Все хорошо, – улыбнулась ему Кира.

Кинофабрика называлась «Госкино», год стоял 1925-й. А фильм «Броненосец „Потемкин“» и правда был великим. Особенно момент, когда матрос Вакуленчук гибнет в схватке с белыми офицерами. У него тоже были усы, такие же роскошные, как у наблюдателя, только черные. Вторым вопросом в билете шел Жорж Мельес, который изобрел первые кинотрюки и снял абсолютно кислотную короткометражку о путешествии на Луну. Кажется, и он был усатым.

– Кирка, ты как? – спросил ее Тарас, успевший вернуться на лестницу, пока она давила на точки и вспоминала, какая нарисованная перспектива прославила Мельеса.

– Тошнит.

Тарас выглядел бледным, но храбрился.

– Меня, если честно, тоже, – признался он. – Поблюем?

– Лучше давай отсюда свалим? – предложила Кира.

Лицо Тараса вытянулось. Только он умел так искренне и явно расстраиваться, если что-то начинало идти не по плану.

– Из-за собак? Да ладно тебе, ты что, собак не видела?

– Собак, которые других собак проволокой обматывают, нет.

Тарас наклонился к ней, крепко взял за плечи, приподнял и поставил на ноги.

– Да мало ли тут бомжей ходит, – уверенно сказал он.

– Еще лучше… – Кира закусила губу. – Давай свалим, тут стремно и снимать нечего…

– Сейчас собаку подснимем! – перебил ее Тарас. – Уже контент.

– Это мерзко! – начала Кира, но он легонько встряхнул ее.

– Это легко. Очень легко. А Южин заплатит так, будто это суперсложно. Идет?

Кира нехотя кивнула.

– Мне нужны эти деньги. Тебе тоже нужны. И мы уже здесь. Хорошо?

Еще один кивок. Тарас сощурился дурашливо, мол, где наша не пропадала, мать? И отпустил ее. В образовавшемся между ними пространстве Кире снова стало холодно и тревожно, она потянулась было, чтобы прижаться снова, но Тарас этого не заметил. Он порылся в рюкзаке, схватил камеру и выскочил в коридор.

Кира присела у распотрошенного рюкзака на корточки, сунула руку во внутренний карман. Там Тарас прятал перцовый баллончик на случай, если дмитровским пацанам станет интересно, кто это тащится среди ночи по переулку и что несет в увесистом рюкзаке. Баллончик удобно лег во внутренний карман толстовки. Кира расстегнула ее так, чтобы сподручнее было залезть и вытащить, если придется. Попробовала раз, другой. От теневого сторожа не спасет, но псов точно разгонит. Вдохнула поглубже и на выдохе шагнула в коридор.

Над безжизненным телом собаки крутился Тарас. Проволока поблескивала в луче фонаря, который Костик направил прямо на пса. В резком свете распахнутая пасть стала не жалобной, а предостерегающей. Мертвая собака скалилась, глядя на Киру мертвыми глазами.