Я, Всеслав - Ник Перумов (2008)

Мои глаза открылись в тот миг, когда рука – не моя, молодая, с гладкой несостарившейся кожей! – взялась за эфес зачарованного оружия. Сперва я смотрел чужими глазами, оказавшись в чужом теле, однако оно повиновалось мне, очень быстро становясь похожим на моё прежнее.

Мороз продирал меня по спине, когда я думал, что же случилось с личностью, тем самым неповторимым «я» оживившего меня парня. Ведь получалось, что меня он разбудил, а сам, похоже, заснул навечно.

Навьи, владыки подземного царства, вы цепко храните свои тайны. У Русского Меча хватило бы сил вырвать ваши секреты, но его клинок выкован не для этих дел.

Я спрашивал многих, я подступил к самому порогу, поставленному мне и моей силе, – всё напрасно. И пришлось смириться, взяться за обыденные дела, тащить на себе тяжкий долг хранителя.

Но мысль, вползшая подколодной змеёй, так и не исчезала. Да, я долголетен. Но не бессмертен же! Бессмертия вообще не бывает, оно – только за гранью этого мира, в небесных чертогах Белого Христа, во тьме, где обитает его якобы взбунтовавшийся подручный, да в тех укромных местах, где держатся ещё наши предки, те, что строили первые грады по берегам лесной Роси и других речек, впадающих в могучий Днепр. Вот и гадай, моя ли сила, обретённая в давно забытые годы у истинных учителей, сохранила мне жизнь или же кто-то прикрыл меня и поддержал?..

Ничего не изменилось за время моего «отсутствия». В избе – подзапущенной, конечно, но неразграбленной, помогли малые осташёвские обитатели, домовые, овинные, гуменники и прочие – я нашел единственный документ моего спасителя. Паспорт с двуглавым орлом. А в паспорте – имя.

Всеслав Брячеславич Полоцкий.

Моё имя.

С фотографии на меня смотрело моё лицо. Таким я был – много веков назад, когда никто и слыхом не слыхивал ни о какой Москве, а во всей красе над Днепром вечной твердыней стоял стольный Киев.

Кроме имени, фамилии и отчества, в паспорте больше ничего не было. На месте даты рождения расплылась светло-жёлтая прозрачная клякса от каких-то химикалий, выевшая напрочь все чернила. И то же самое – там, где следовало значиться «регистрации», заменившей якобы отменённую «прописку».

Сам же Меч отыскался в глухом болоте, на краю гиблого бучила – лежал, точно палка, обвитый травой, утонувший во мху; и откуда было мне знать, что случилось в Осташёве после того, как мы с Ольгой Киевской ударили разом, сразив друг друга, и сознание моё погасло? Как он, мой неведомый двойник, исхитрился отыскать величайшее моё сокровище, бережно хранимое во всех войнах и передрягах вот уже без малого тысячу лет?

У меня нет ответов на эти вопросы. И, боюсь, не скоро ещё появятся. А пока я только поминаю своего спасителя.

Так или иначе Меч остался при мне. Что-то не получилось, что-то не срослось в небесной синеве, откуда льётся золотое сияние их «благодати». Видать, есть какие-то пределы и их мощи, иначе вместе с Ольгой Киевской прибыла бы целая рать; нашлось бы кому подобрать выпавший из моей руки меч. Или – не нашлось? Меч-то неведомым образом оказался за несколько вёрст от деревни, у самого Мохова озёрка…

Ничего не оставалось делать, как, справив достойную тризну по таинственному моему спасителю, взяться за всегдашние дела – беречь и хранить тех малых, что доверились мне. После краткого визита «святой благоверной княгини Ольги» остававшиеся в Осташёве домовые, гуменники, полевики и прочая перепугались неимоверно. От меня они почти не отходили, приходилось их стыдить, чтобы не забрасывали всегдашние обязанности.

А вот Арафраэль исчез. И даже его немногословные собратья ничего не смогли поведать мне о судьбе вольного духа воздуха.