Курган. Часть 1, 2 - Сергей Байбаков (2017)

Его размышления прервала Русава. Вытирая глаза от набежавших слез (уж больно развеселил ее ополоумевший взгляд лешего) русалка спросила:

— Дубыня, а как теперь этого зверя называть надо? Пес — это мужчина. А женщина-пес как будет?

С ответом леший не задержался. Чего тут думать! Кунь — куница. Волк — волчица. А волки чем-то походили на праправнучку крылатого пса. Вот только они мельче и слабее. Для нее дюжина волков, что дюжина щенков. Мигом разбросает.

— Псица! — улыбнулся Дубыня. — Конечно псица…

Леший глянул на небо. Светало. Звезды тускнели и незаметно угасали. Только луна ярким кругом все еще висела над деревьями. Но лунная дорожка в озере уже пропала. Раннее утро… В кустах щебетнула первая птаха. Соловей… Он вообще спать не ложится — даже среди ночи поет. Небо на глазах светлело — бог Хорс готовился отправиться со своего Острова Радости в дневной путь. Скоро, совсем скоро его колесница покажется из-за вершин сосен. И опять лучам, что исходят от его огненного щита, будет радоваться каждая былинка и каждая мелкая лесная зверюшка.

— Ладно, повеселились, и хватит, — сказала Русава. — О деле забывать не след. Что дальше сделаем? Что скажете, подружки? Что ответишь, Дубыня?

Тут лицо русалки стало серьезным. Она увидела печальный взгляд Ярины. Та сидела около Кирилла, положив ему руку на лоб. «Эх, подруга… ладно, не дадим ему пропасть. Морана — она Морана. Сильна. Но и мы не смертные. Вырвем из ее лап человека, раз он так тебе по душе пришелся. Что-то вещует мне, что не будет Моране поживы. Ни с чем она уйдет. А то ишь, чего удумала! Мрак и холод показала. Серпом покрутила, ворона прислала. Чтобы во тьме поклекотал, да покаркал. Нашла чем пугать. И не такие страсти видели… Но однако, надо думать, куда нежданных гостей пристроить…»

— Как нам дальше с человеком и псицей быть? Сами понимаете, к себе их взять не можем. Не донести, а сами они не дойдут. Без чувств лежат. И что ж это за хворь у них такая? На псице ни одной раны не вижу.

— Я надумал, — ответил Дубыня. — Когда совсем рассветет, я позову беров. Тут, недалеко, есть их берлога. Беры помогут донести человека и псицу до избы волхва Хранибора. Мне их не дотащить: ни того, ни другого. Уж больно они тяжелы … — закряхтел леший, вспомнив, как он нес псицу и человека до лодки, а потом вытаскивал их из нее. — Эта псица по тяжести сродни беру будет, что ее потащит! Когда принесем, то я и Хранибор начнем их лечить. Хранибор по-своему, а мы по-своему. — Дубыня кивнул на кадочку с золотым корнем. — У псицы ран нет. И дышит ровно — не как человек. Видимо спит…

Леший приложил к мерно вздымавшейся широкой груди псицы свое волосатое ухо. Прислушался… И отпрянул! Да так прытко! Просто отлетел подальше и замер, выпучив глаза! Русалки раскрыли рты. Да и было от чего!

Псица неожиданно вскочила и так рыкнула на Дубыню, что показалось, по озерной глади пробежала рябь. Рявкнула сильно, громко, но негрозно. Внушительно и пугающе у нее не получилось. Сильные мощные лапы псицы подкашивались. Ее голову мотало из стороны в сторону. Она ощерилась, и сделала такое движение, будто изготавливалась к прыжку. Но… Она еще слишком слаба, слишком измучена непонятной хворью.

Псица тяжело свалилась на задние лапы. Посмотрев на лежащего в мороке Кирилла, и задрав голову к небу она, чуть приоткрыв пасть, издала долгий протяжный вой… Жаловалась, обращалась к небу за помощью. Но ответа она не дождалась… Лишь безмолвная, белесая угасающая луна отражалась в ее черных глазах.

Псица снова попыталась встать. Не получилось… В глазах устремленных на лешего и русалок застыли мольба и слезы. Волоча задние лапы, она подползла к человеку и без чувств упала на его грудь.