Курган. Часть 1, 2 - Сергей Байбаков (2017)

— И гордыню непомерную, что плащ снимать не позволила, — добавил Прозор и засмеялся.

Другого объяснения, почему Борко не тронула непонятная хворь, нет.

Положа серебряную гривну на стол, Велислав вытащил тяжелый засапожный нож.

— Думаю нарубить ее на части, и каждому хворому кусочек на шею повестить, раз так дело обернулось. Конечно, — Велислав невесело усмехнулся, никто с собой денег в лес не взял, в походе они не к чему… В любой вендской деревне нас приветят, и за обиду почтут, если серебро и золото предложим. А так… Все знают, что достаточно чуток меди, да — мало ли какой случай выпадет: пару-другую золотых монет. Место немного занимают, пусть будут. Золото купцам таскать в радость, не княжеским дружинникам. Что скажешь, Любомысл? Рубим гривну, вешаем?

Старик кивнул — мудро придумано! — что тут скажешь. Пройдя к своей суме и достав из нее длинный шнурок, и стал резать его на части.

— Руби, Велислав! Все из-за того, что люди серебром пренебрегать стали. Раньше оно дороже золота ценилось. По миру ходило, и нежити меньше бесилось. Боги велели серебро любить! Не просто так его ценили, — досадливо изрек Любомысл. — Серебро, оно и есть серебро: вода в серебряной баклажке не портится и та же водка в резной серебряной чарке совсем другой вкус и дух имеет.

— Ну это ты загнул, Любомысл! Какой там особый вкус и дух?! — перебивая друг-друга завопили Милован и Борко. — Глаза на лоб лезут, а после того, как выпьешь, так плохо, так плохо!!!

— А вы ее жбанами не хлещите. Водка не квас и не пиво. Будете умерено вкушать, тогда и вкус неповторимый учуете! — отрезал Любомысл. — Да и рано вам хлебными винами увлекаться: вон, молоко еще на губах не обсохло.

— Да не пьем мы, дед, ты же знаешь.

— Знаю, знаю… — заухмылялся Любомысл. — Слыхал про это от вас, причем не раз, хвалю! Только вот кто, когда из отроков дружинником стал, да красивый княжеский плащ одел, потом все кусты на радостях обрыгал? Я что ли?

— Ну-у… было как-то, — покраснел Борко. — Да один раз всего-то повеселились, товарищей угостили, чего теперь — до конца дней нас корить будут?

— Нет, — засмеялся Любомысл, — до конца дней вас корить никто не станет, только очень злопамятный: как я, к примеру. Перемараться грязью, ой как легко, а оттереться… Будете меня слушать, все хорошо будет. Ну что там с серебром, Велислав, готово?

Слушая нравоученья Любомысла и про себя улыбаясь, Велислав подвинул старику несколько серебряных кусочков, а остальное, оставшееся от гривны, тщательно разрубал на мелкие части. Княжич Добромил и Прозор усердно ему помогали. Прозор вертел в серебре дырки, Добромил нанизывал кусочки на шнурок.

— Вот, Любомысл. Почти все готово, только знаешь, о чем я еще подумал?

— О чем?

— Повесим мы серебро на хворых. На всякий случай на себя по кусочку добавим. Лишнее не будет, я так считаю. А вот вдруг, еще какая — нибудь иная нежить появится? Не упырь-албаст, а что-нибудь другое, и много? Сдается мне, что Гнилая Топь, вернее то, что в ней засело, еще только показывать себя начало. Ох… — вздохнул Велислав, — думаю, это еще не конец… Хотя как хорошо, если бы я ошибался! Вот и готовлюсь на всякий случай. Вылезет еще что-нибудь вроде упыря, или вылетит… или выползет? Что тогда делать? Как совладать?

— Ну, и что ты хочешь? — с интересом спросил Любомысл. — К чему говоришь?

— Я вспомнил, что мы десять лет назад с Прозором делали. Помнишь, Прозор?

Еще бы не помнить! Тогда Велислав одержал славную победу. И за ум и смекалку его наградили славным прозвищем — Старой. Прозор молча кивнул, подошел к висящему на стене оружию, собрал тулы со стрелами, и положил их на стол. Также молча стал выкладывать стрелы, разделяя их. Охотничьи, с тупым наконечником чтоб не портить шкурку мелкого зверя складывал обратно в тулы. Боевые же: длинные с узким граненым наконечником — для дальнего боя, и тяжелые, с широким плоским наконечником — для битвы вблизи, оставил на столе.