Потерянная земля - Алексей Федоров

— Все, Вадим Леонидович, очнитесь! Слышите меня?!

— Да, да… конечно, слышу. — Он вздрогнул, словно просыпаясь. Сознание стало похоже на взбаламученную лужу; взвесью повисла в черепе мигрень. Вадик помотал головой — но сделал только хуже, показалось, что череп готовится лопнуть. Аккуратно, по стеночке, Вадик выбрался под холодные светильники коридора — и ему сразу стало намного легче. Брр…

— Тяжело? — Ильин сочувственно заглянул в его лицо. — Простите, не знал, что на вас это так подействует. Живых здесь вот уже полвека не бывало…

— Нормально. Только — закройте…

Руслан молча взялся за ручку, дверь с протестующим скрипом, дрелью пронзившим мозг Вадика, закрылась; полотно от времени перекосило — и Руслану пришлось приложить усилия, чтобы защелкнуть замок.

Вадик согнулся возле стены, пытаясь удержать внутри подкатывающий к горлу обед. Получилось.

* * *

Помещение, которое Ильин обозвал «конференц-залом», произвело на Вадика впечатление. Здоровенная комната с высокими потолками, в центре — длинный дубовый стол… Вадику живо вспомнились репортажи новостей из кабинета министров — не хватало только ноутбуков напротив каждого стула, да бутылок лимонада с узнаваемыми этикетками — мол, «смотрите, нас пьют даже члены правительства»!

А лишним был огромный герб Союза, занимающий половину стены за спиной «главы правительства». И — бросилось в глаза Вадику, — во главе стола стояло кресло, остальные должны были сидеть на стульях. Чем-то напоминающих реквизит из «Двенадцати стульев» с Мироновым и Папановым, разве что — не настолько фривольно обтянутых. Их было гораздо больше двенадцати, Вадик не стал подсчитывать. Воображение сразу нарисовало здоровенную тушу, готовую количеством орденов поспорить с одним из генсеков — и сонм худосочных белохалатных очкариков в возрасте, наперебой благоговейно возносящих ему свои отчеты…

Безымянный парнишка с ватманами, Вадик про себя окрестил его «аспирантом», свалил свою ношу на стол и отступил назад, предоставив профессору копошиться в куче рулонов.

Ильин выбрал несколько, развернул два из них, оттолкнув остальную кучу как ничего не значащий хлам. Рулоны с тихим шелестом прокатились по темному лаку стола в сторону двери, один с призрачным, ватным стуком упал на пол. Ильин распял норовящие свернуться полотнища при помощи мелочевки, расставленной на столе — графина, из которого давно испарилась вода, пустой пепельницы, затянутого паутиной мутного стакана…

Вадик, наконец-то, обратил внимание на странность — если некоторые места и предметы в бункере выглядели как новые и сияли первозданной чистотой, то другие, напротив, носили отпечаток времени и запустения — как дверь в камере перехода. Словно в этих местах ночная реальность бункера истончалась, пропуская жизнь, как старый ржавый кран пропускает капли воды.

И, как ни странно, эти несуразности совершенно не бросались в глаза, воспринимались как нечто, само собой разумеющееся. Вадик однажды попался в лапы уличной гадалке на Трехсвятской, цыганке в пестрой одежде с грудным ребенком на руках — и отдал ей все деньги, слава богу, у него была с собой лишь пара сотен. Но по ощущениям было схоже, все происходящее он тогда тоже воспринимал как нечто само собой разумеющееся и естественное, даже более того, — как единственно правильное. Ну и что из того, что он видит — правда, а что — иллюзия?! Вадик, пораженный мыслью, осторожно покосился на окружающих его существ — он вдруг не смог снова заставить себя считать их людьми… Нет, выглядели они по-прежнему, вполне обыденно — и если не знать…