Потерянная земля - Алексей Федоров

Они выходили со дворов и шли за ним по прогону, поначалу — на почтительном расстоянии, понемногу нагоняя. Толпа позади росла — в молчании, только шаркали подошвы да сухо бились о столбы калитки.

«Газель», как ни странно, уцелела — лишь порвало тент и побило краску кабины камнями и щепками. В доме Инги не осталось стекол, крыша, словно газетный лист, сложилась и упала в сад, примяв грядки… дом напротив, где жила старуха, пробила насквозь огромная глыба железобетона, своротившая сруб с каменного фундамента; в проеме выбитого окна виднелась груда вывороченных потолочных досок — выжить там не смог бы никто.

Все это Вадик фиксировал краем сознания — основная часть внимания была направлена на то, чтобы не обжечься об остатки сигареты.

В сыром холодном воздухе по коже бежали мурашки.

Здание ДК действительно раскололось; площадку перед ним устилали широкие белесые языки меловой пыли, выброшенные при обвале перекрытий из окон и дверей. В провалах окон второго этажа светилось свинцовое небо. Туман оседал на известку мелкими каплями, заставляя ее темнеть и медленно раскисать.

На таком «языке» Вадик и остановился. С сожалением решил, что сигарета все же подошла к концу: из обломка у фильтра еще свисали несколько тонко нарезанных прядок табачного листа — но смысла оттягивать не было. Он бросил окурок, растоптал его, и так уже погасший, носком кроссовка — и обернулся к людям.

Они обступили его широким полукругом, как чумного. А в глазах вместе с ненавистью явственно читался страх.

Как будто Вадик мог кого-нибудь укусить.

Он проглотил застрявший в горле горячий сухой комок. Нужно было сказать им что-нибудь… Нужно ли? Зачем? Он и так знал, что такой исход нельзя было скидывать со счетов с самого начала. И рискнул.

Вадик беспомощно улыбнулся, пожал плечами и развел руки — «ну, вот он я»…

Женщина, та самая, что перевязывала на крыльце раненого, швырнула в него бинт. Зачем она принесла его с собой?.. Вадик даже не моргнул, когда невесомая трубка марли ударила его в бровь и упала в меловую пыль к ногам.

Следом полетел обломок доски — его подобрал с земли какой-то мужик. О, мусора вокруг было предостаточно…

Они все-таки отличались изрядной меткостью, все же сдавали когда-то на нормативы ГТО — щелястая деревяшка порвала Вадику щеку. Он поднял пальцы, коснулся раны — кровь… надо же, какая яркая. Словно развели акварелью. Он снова поднял глаза на мужика — тот, казалось, устыдился своего поступка, замялся как девушка.

«Ничего, мужик. Все правильно. Только — давайте побыстрее, потому что я совсем не хочу смотреть, чем все это у вас закончится.

Мне страшно.»

И Вадик улыбнулся еще шире.

И это сработало, как спусковой механизм… В последний момент он увидел Ингу, она стояла в толпе, далеко от него. В ее взгляде злобы не было…

В него полетели камни, щепки, какие-то железяки — а Вадик стоял до последнего, стиснув зубы, чтобы не заорать. Единственную поблажку, которую он себе дал — зажмурился. В голове пульсировала мысль — «Неужели это я?! Неужели это все происходит со мной?!»

Камень угодил в коленную чашечку — и что-то хрустнуло, облив ногу кипятком боли. Сразу же за ним — удар чем-то тяжелым в закрытый глаз. Вадику показалось, что глазное яблоко лопнуло, как кожица перезрелой сливы — и, стоит открыть веки, оно потечет по щеке.

В этот момент ему как никогда отчетливо показалось, что все это — ночной кошмар. Только вот смысл — щипать себя?!

Что-то тяжелое врезалось в солнечное сплетение — и он не выдержал, рухнул на побелку, кусая воздух. Толпа подмяла его под себя, огромное тысяченогое чудище, пинающее его со всех сторон, закрывшее собой хмурое небо.