Чёрный ход - Генри Олди (2020)

Публика, может быть, и хочет знать. Публика в лице двух преподобных топчется за спиной мисс Шиммер. Публика — да, но не Рут. Она и так всё знает. Это чертовски скучно: знать, не имея возможности покинуть зрительный зал.

— Он, — выдыхает Дэйв так, словно это последний вздох Красавчика. — Он…

— Что — он? Кто?

— Элайджа. Преподобный Элайджа.

— Ты чего-то хочешь от его преподобия? Молитвы? Отпущения грехов?

— Элайджа. Я хотел убить его.

Когда тебе мнится, что ты знаешь всё, под ногами разверзается пропасть.

— Ты покушался на жизнь местного священника? Зачем?!

— Счёты. Личные счёты.

Красавчик удерживает поводья жизни из последних сил. Сейчас этот жеребец понесёт, взбрыкнёт, выкинет седока в грязь. Но не раньше, чем Дэйв скажет всё, что решил сказать. Хрупкость Красавчика — хрупкость закалённой стали.

— Вы лжёте!

Это преподобный Элайджа. Хмель, страх, возбуждение — дикая смесь. Она ударяет преподобному в голову:

— С чего бы вам покушаться на меня?

— Личные…

— Какие счёты? Мы даже незнакомы!

— Личные счёты…

— Опомнитесь, подумайте о своей душе! Мало того, что вы убийца, так вы ещё и лгун! Ложь на пороге смерти? Это прямая дорога в ад!

Пастор кладёт руку на плечо преподобного. Сжимает пальцы — сильно, так сильно, что у Элайджи перехватывает дыхание.

— Вы идиот, брат мой.

Охотник на воображаемых друзей сейчас не в духе, поэтому он не стесняется в выражениях:

— Вы идиот дважды и трижды. Не сочтите за оскорбление, это святая правда. Только идиот станет терзать допросом умирающего. Человек, у которого вместо головы седло.

— Что вы себе позволяете?!

— Теперь он точно ничего не скажет. Ни вам, ни мне. Он будет упираться до последнего, — Пастор говорит со священником, но смотрит на Рут. — Спасать нанимателя, исполнять свой долг. Ленивый мул сговорчивей, чем он сейчас. Выполнить контракт до конца? Для таких, как он, это дело чести.

— Я вас не понимаю!

— И не надо. Достаточно, что меня понимает мисс Шиммер. Я прав, мэм?

Рут молчит. Вы правы, молчит она. Если конфликт между вами и моим отчимом выплывет наружу, никто не свяжет с ним это покушение. Умирающий в присутствии трёх свидетелей заявил, что у него были свои мотивы стрелять в преподобного Элайджу. Какие мотивы? Неважно. Важно, что для всех это останется между Красавчиком Дэйвом и священником методистской церкви в Элмер-Крик.

Ложь во благо. Ложь во исполнение долга.

Я вся дрожу, отмечает Рут. Почему? Меня так встревожил поступок Дэйва? Нет. Я возмущена действиями отчима? Нет. Удивлена проницательностью Пастора? Тоже нет. Его словами?

«Вы идиот, брат мой. Только идиот может терзать допросом умирающего. Человек, у которого вместо головы седло. Теперь он точно ничего не скажет. Ни вам, ни мне. Он будет упираться до последнего. Ленивый мул сговорчивей, чем он сейчас. Исполнить контракт до конца? Для таких, как он, это дело чести…»

Дрожь усиливается. Рут повторяет сказанное Пастором, вертит в голове так и этак, и чувствует, как её трясёт, будто от приступа лихорадки.

Что происходит?!

«Танец, танец лодочника!

Танцуем всю ночь до рассвета!

Чем лодка не танцпол?

Плыви, лодочник, вверх по рекам Огайо…»

— Его нельзя оставлять здесь, — Рут встаёт. — Преподобный Элайджа, у вас есть повозка? Лошадь?

Она пытается скрыть от чужих взглядов своё состояние. Так прячут деньги от спутников, вызывающих подозрение. Получается или нет, не ей судить. Ещё труднее избавиться от навязчивой мелодии, всплывшей из тёмных глубин памяти. «Танец весёлого лодочника» в обработке для губной гармоники. Пастор никогда не исполнял эту песню, да ещё так фальшиво. Во всяком случае, он никогда этого не делал в присутствии Рут.

«Танец, танец лодочника!

Танцуем всю ночь до рассвета!

Лодочник танцует, лодочник поёт,