Чёрный ход - Генри Олди (2020)

Нет, не катятся. Машутся почём зря. Как и помещаются-то? Не иначе, в юности с цирком ездили — прятались в ящик, а их там пилой распиливали.

— Дери с него шкуру! Свежуй!

Крутится карусель, летают стулья. Зеркало упало, разбилось. Кувшин вдребезги, вода вытекла. Тумбочка перевернулась, но вроде цела.

— Кончай с ним!

Будь в комнате светло как днём, и то бы Джош немного разглядел. Одно ясно: тахтон бьёт выродка, как бил на площади Майкла Росса, земля пухом Большому Майку. Смысла в ударах с гулькин нос, только Джош уже знает, чем это дело кончается.

Незваный гость вертится, юлит. Бережётся, словно стеклянный. Если случай подворачивается, лупит тахтона в хвост и в гриву.

— Что ж ты творишь, сукин сын!

Жалко, сэр. Видели, как в лоб прилетело? Это же мой лоб, сэр, и рёбра мои, и вся шкура целиком. Другой такой шкуры не купить — ни в Элмер-Крик, ни в самом Майн-Сити. Каждый удар, доставшийся тахтону, рвёт сердце на части. Аж дух захватывает, сэр! Что ещё у духа захватывать, если не дух?

— Вали его! Насмерть бей!

Были бы руки, схватился бы за револьвер. Палить в суматохе — дело гиблое, можно себя подстрелить. Кого себя, сэр? Того себя, который дерётся. Но можно и блефануть: «Стоять! Не двигаться! Руки вверх!» Испугались бы, подчинились. Вон он, Сэмов «ремингтон», под кровать улетел. Есть ствол, да взять нечем. Есть чем крикнуть, да никто не услышит.

Вот ведь счастья привалило, а?!

— Стоять! Не двигаться!

Кто это? Что это?!

— Руки вверх!

Ещё один револьвер летит в стену, выбит вертлявой пяткой ночного гостя. Это занятие уже входит у гостя в привычку. От стены откалывается кусок сухой штукатурки — и вместе с оружием валится на башку бесчувственного Сэмюеля Грэйва. Штукатурка рассыпается, припорошив курчавую шевелюру сединой. Револьвер со стуком падает на пол, меж Сэмовых коленок.

Хорошо ещё, не стреляет.

Всё-таки у духа есть свои преимущества. Будь Джош во плоти́, со скудным человеческим зрением, он бы вряд ли что-нибудь разобрал в темноте и давке. Кутерьма, сэр, вавилонское столпотворение. А так он доподлинно узнаёт не только тридцать восьмой кольт, но и хозяйку кольта — за миг до того, как мисс Шиммер получает такой пинок в живот, словно её лягнул необъезженный жеребец.

4

Рут Шиммер по прозвищу Шеф

Рут так не били никогда в жизни.

Сперва ей кажется, что это пуля. Мягкая свинцовая пуля, которая застревает в теле, отдавая ему всю сокрушительную энергию полёта. Рут задыхается. Мышцы содрогаются в диких спазмах, не пропуская в лёгкие и малой толики воздуха.

Утопленница, Рут идёт на глубину, пуская пузыри.

Она не замечает, что бьётся затылком о стену. Не замечает падения. Дышать! Дышать любой ценой! Это всё, что сейчас имеет значение. Мисс Шиммер, ты тряпка. Ты — мокрое полотенце. Тебя выкручивает над лоханью здоровенная прачка.

Первым приходит выдох.

Хрип, кашель, слюна течёт изо рта. Всё это — выдох, слава богу! Следом приходит вдох. Болезненный, как глоток крутого кипятка; сладкий как нектар. Кислый запах пота, крови, табака, мужских подштанников — Рут дышит и счастлива этим. Вместе с дыханием возвращается боль. Хватая ртом воздух, Рут стонет. Это всё, что она может: стонать, да ещё смотреть.

Взгляд шансфайтера. Талант шансфайтера.

Рут не знает, где её шансер. Не в силах его искать. Шевельнуться — немыслимый подвиг. Помимо взгляда, усвоенного от дяди Тома, у неё нет иного оружия. Темнота, царящая в комнате, остаётся темнотой, давка — давкой. Но теперь мисс Шиммер видит людей, дерущихся и бесчувственных, видит так, как видят шансфайтеры, и мрак ей не помеха.

Кипящая белизна — Джошуа Редман.

Схема разделки коровьей туши — кто-то, с кем дерётся мистер Редман. Знакомое деление на области удачи и неудачи: светлые, красные, тёмные. Индеец в боевой раскраске: такое сравнение впервые приходит Рут в голову.