Чёрный ход - Генри Олди (2020)

Джошуа Редман по прозвищу Малыш

— Арестуйте этих краснокожих!

Судя по роже Дрекстона, он с удовольствием не арестовал бы, а пристрелил кого-нибудь. И не шошонов, а мистера Киркпатрика собственной его мэрской персоной.

Шериф стоит на крыльце. Рядом — Ганс и Нед.

— По какому обвинению?!

В голосе шерифа нет и тени почтения, с каким Дрекстон всегда обращался к мэру.

— За мошенничество!!!

В окнах конторы дребезжат стёкла.

Они что, с ума посходили? Все?! Люстра, холодеет Джош. Вот она, люстра — скрипя тросами, великанша качается в небесной вышине, готовая в любой миг обрушиться всей тяжестью на Элмер-Крик. Дрожа от страха, Джош переводит взгляд на шерифа — и видит, ей-богу, видит, как в тупой, заплывшей жиром башке Дрекстона скрипят ржавые шестерёнки.

Мэр в ярости? Мэр желает ареста индейцев? Мошенничество?! Превосходное обвинение! Лучше не придумать! Если Кристофер Дрекстон всё сделает как надо, если этот зажравшийся хлыщ, наш доблестный мэр, гореть ему в аду, останется доволен — это, друзья мои, шанс сохранить за собой тёплое местечко шерифа.

— Эй, вы трое!

Индейцы постарше оборачиваются.

— А ну-ка, слезайте с лошадей! Живо!

Старики остаются в сёдлах. Третий, молодой, времени зря не теряет — издаёт пронзительный дикарский визг, от которого закладывает уши у всех отсюда до Флориды, вбивает пятки в бока гнедого мерина — и с места бросает того в галоп. Видать, родился в седле, ублюдок.

— Стоять!

Куда там! Индеец уже несётся к проулку между мэрией и домом голландца Ван дер Линдена. Шериф хватается за револьвер. Увы, Дрекстон давно не практиковался в обращении с оружием: «Смит-Вессон» застревает в кобуре.

Потеха!

Дрекстон рычит, что твой медведь. Дёргает револьвер изо всех сил — сил много, наел на яблочных пирогах. С громким треском кобура лопается по шву. Шериф вскидывает револьвер, освобождённый из кожаного плена, не целясь, палит вслед беглецу. Опустошив барабан, стоит в облаке порохового дыма. Тяжко дышит, по лбу стекают капли пота, путаются в бровях.

Топот копыт стихает в дальнем конце проулка.

Как ни странно, шериф кое в кого попал. В молодого индейца — вряд ли, зато досталось другим. Старик-вождь горбится в седле, зажав ладонью простреленное плечо. Шаман, даром что сам немолод, птицей слетает с коня, помогает Горбатому Бизону спешиться. Извлекает чистую тряпицу из потёртой кожаной сумки с бахромой, убирает ладонь вождя от раны, начинает перевязку.

А во дворе дома владельца лесопилки вопит-надрывается Йон Ван дер Линден — средний сын хозяина. Выбежал на выстрелы: посмотреть одним глазком, что творится.

— А-а-а! Убили! Меня убили!

Посмотрел, значит.

— Умираю!

У парня прострелено плечо — левое, навылет, в точности как у вождя. И за что шериф невзлюбил эту часть тела, сэр? На смертельную рана никак не тянет. Из индейца крови даже больше натекло. Чего, спрашивается, так орать?

Впрочем, сегодня все орут. День такой.

Из дома вылетает дородная миссис Ван дер Линден, мамаша Йона. Выясняется, что до сих пор настоящего ора никто не слышал. Начинается форменный бедлам: все дерут глотку, бранят друг друга, нет, враг врага, а враг тут всякий каждому. Кто-то спешит за доктором — за Стрэтчем и Беннингом сразу, потому что раненых двое. На выстрелы прибегает пятёрка добровольцев, которых оставили в городе для поддержания порядка и законности.

Нет, четвёрка. Один, самый умный, зарыл в землю томагавк служебного долга.

— Рехнулся, Дрекстон?! Устроил пальбу на площади!

— Индеец удрал!

— Вы ранили ребёнка!

— Ребёнка? У него усы!

— Вы ранили достойного гражданина!

— Пусть гражданин не лезет под пули!

— Спасите! Мой сын умирает!

— Где Беннинг?!

— Будят. Пьян с ночи.

— Этот шошон и без Беннинга справляется…

— Заберите отсюда краснокожих!

— Куда?

— В тюрьму!