Восхищение (сборник) - Александр Матюхин (2021)

Когда она познакомилась с Томой? А когда с Ирой? Откуда они взялись и почему вдруг стали приезжать по пятницам сразу же после смерти родителей?

– Вы кто такие? – спросила она негромко.

– Обижаешь, – насупилась Тома. – Мы твои лучшие подруги. Ты всегда нас рада видеть. Мы тебя, это, подкармливаем позитивной энергией. Помнишь?

Голова закружилась. Конечно, она все помнила. Но как-то отстраненно, будто это происходило не с ней, а с кем-то другим.

– Не сегодня, – сказала Аня. – Выпейте с кем-нибудь другим. Хорошо?

Она начала закрывать дверь, когда увидела, как Тома ловко перехватывает бутылку шампанского за горлышко, донышком вверх. Тома замахнулась. Аня хлопнула дверью, резко провернув замок, и в это время с обратной стороны ударило, со звоном, с шипением, гулко и громко. Кто-то засмеялся. Аня отпрянула, зацепилась за подвернутый ковролин и шлепнулась на задницу.

За дверью все еще смеялись. Кто-то заскребся, будто ногтями по металлу.

– Уходите, – прошептала Аня. – Не сегодня.

Она вспомнила, где видела Тому и Иру раньше. Еще до того, как они впервые пришли к ней выпить мартини с соком и обсудить офисные сплетни.

В подвале. На ветвях.

Дядя Эдик как-то показал Вовке открытый подвал.

Это произошло через неделю после того, как мама сбежала (со слов папы), не выдержав ответственности (со слов папы).

Вовка запомнил маму такой, какой видел в последний раз – она была ненакрашенная, помятая, с растрепанными волосами, только что проснувшаяся. Мама с папой и друзьями выпивали всю ночь, отмечали какой-то праздник. После таких ночей Вовка сам себе готовил завтрак. Удивительно, что мама вообще проснулась и вышла поцеловать его. Из ее рта гадко пахло, а губы были сухими и потрескавшимися.

– Хорошего дня, – сказала она тогда, в последний раз.

А потом сбежала.

После этого папа беспробудно пил несколько дней. Пил, звал друзей, прогонял друзей, а мимоходом вымещал на Вовке накопившуюся злость. Вовка быстро понял, что на глаза папке лучше не попадаться, убегал из дома пораньше, приходил позже. Иногда все же получал подзатыльники и затрещины. Иногда папа, наоборот, нуждался в нем, сажал напротив и долго изливал душу, жаловался на жизнь и спрашивал, что же они теперь вдвоем будут делать. Вовка не знал, ему тоже было тяжело, он хотел, чтобы прежняя жизнь вернулась. Пусть родители пили, пусть не всегда ему давали денег на обеды в школе, пусть он носил одежду из секонд-хенда, но ему хотя бы не нужно было проводить целые дни на улице или на лестничной площадке, боясь зайти в квартиру.

Вот так на площадке его и обнаружил дядя Эдик. Вовка почему-то сразу понял, что незнакомец пришел к папе. Кажется, он видел его несколько раз раньше.

Дядя Эдик остановился перед Вовкой, который сидел на батарее и смотрел мультфильмы по телефону.

– Настолько все плохо? – спросил он, будто знал, что творится у Вовки в семье.

– Угу.

– Папа до сих пор в запое?

Вовка посмотрел на дядю Эдика, оценил его блестящую лысину, щетину вокруг губ, потрепанную и засаленную армейскую форму, закатанные в истертые берцы брюки, синие наколки на костяшках пальцев. Типичный папин друг, ни убавить ни прибавить.

– А вам какое дело? – спросил он.

– Мне не нравится, когда детям плохо, – ответил дядя Эдик. – Не должны они, понимаешь? Это не вина детей, что родители так себя ведут. Хочешь, покажу, как все исправить?

– Маму вернете, что ли?

Дядя Эдик усмехнулся.

– Нет, конечно. Поздно верить в сказки. Но кое-чем могу помочь. Так что?

Вовка неопределенно пожал плечами. Честно говоря, он замучился вот так сидеть на батарее целыми днями. Где-то в глубине души зрела противная мысль о бегстве из дома. Куда угодно, лишь бы не заходить в квартиру, где коридор заполнен пустыми бутылками, а из комнаты доносятся звуки работающего телевизора. День за днем.

– Пойдемте.