Восхищение (сборник) - Александр Матюхин (2021)

В затылок дыхнуло влажной теплотой и гнилью.

Настя устало повернула голову. Она уже знала, кого там увидит. Соня стояла на несколько ступенек выше и улыбалась, не разлепляя губ. Белые гольфы. Платьице красивое. Левая косичка растрепалась, резинка сползла, едва сдерживая непослушные каштановые волосы. Надо бы заплести как следует, а то не похожа на принцессу.

За спиной шуршали пакетами, извинялись и цокали будто бы коготками по бетонному полу. Хотя это могли быть мамины каблуки.

Настя поняла, что не может оторвать взгляда от Сониных глаз. В глазах шевелились черные точки, будто живые. Соня протянула руку, ладошкой вверх. Это был робкий, скромный жест, от которого внутри Насти что-то болезненно надломилось. Боль прошла по позвоночнику до затылка и растворилась. На душе стало тепло.

– Я тебе сейчас такие косички заплету, что все-все завидовать будут! – сказала Настя. – А потом мы съездим в цирк. Ты когда-нибудь была в цирке?

Соня покачала головой. Приятно было видеть, как во взгляде ее зарождается радостное любопытство.

– Там есть медведи, которые катаются на велосипедах! – продолжила Настя с внезапным энтузиазмом. – Их очень долго воспитывают, чтобы они делали то, что скажет дрессировщик. Пойдем!

Теперь уже она сама побежала по ступенькам наверх, забыв про родителей. Потянула за собой улыбающуюся Соню. Взмахом руки разогнала густую бахрому серебристых нитей.

Дверь в квартиру была приоткрыта. У стены неподалеку валялись вещи: чемоданы, сумки, колеса от велосипеда, гитара в чехле.

Под ногами что-то похрустывало, и, опустив голову, Настя сообразила, что пол густо усыпан мелкими щепками от разломанных иконок вперемешку с лохмотьями ржавчины.

Соня проворно юркнула в черноту.

– Деточка, не бойся, – раздался голос тети Маши, ласковый, дружелюбный, такой теплый и родной. – Сегодня будет много родственников. Все-все приедут. Тебе понравится.

В нос ударил неожиданно резкий запах гнили, от которого сделалось дурно. Настю дернули за руку так, что больно хрустнуло в плече, и затащили внутрь. Она запнулась о порог, начала падать и успела лишь коротко вскрикнуть, прежде чем темнота залилась в рот, в глаза, в уши. Вспыхнули ворохом звуков цоканье когтей по полу, скрежет зубов, скрип колес и что-то чавкающее, стонущее, рвущееся.

Дверь захлопнулась, но через пару минут приоткрылась вновь.

В темноте квартиры с нетерпением ждали поднимающихся по лестнице гостей.

Леший

В тот вечер, липкий, словно лента для ловли мух, жаркий и бесконечно затянутый, на изломе лета, когда вода у берегов уже начала взбухать серой морщинистой пеной, Сеня понял, что наконец-то станет счастливым.

То есть по-настоящему, без условностей и оговорок.

Веслом зацепил бурую водоросль, стряхнул, разглядывая, как по речной взбудораженной поверхности разметаются мелкие рыбешки. Спина и грудь покрылись каплями пота. Между лопатками саднило, плечи обгорели. Кожа у Сени была нежная, городская. За лето он мог сто раз обгореть, облезть и обгореть снова, а приезжал домой все равно белый как молоко. Хотя, с другой стороны, к чему эти красивости? Вон Аленка пусть загорает до шоколадного. Ей, во-первых, идет, а во-вторых, есть с кем соперничать на работе. Сплошной женский коллектив.

Аленка сидела на носу лодки, подставив кукольное свое личико вечернему солнцу, вытянула руки ладонями вперед и приспустила лямки купальника – все равно никто не видит, потому что заплыли уже километров на пятнадцать от деревни, в нелюдимую глушь. С берегов шумели деревья, порхали туда-сюда ласточки. Низко порхали, над самой водой. К дождю или, что вероятнее, ловили вечерних стрекоз.