Мастер-класс - Кристина Далчер (2020)

Да и черт с ним, — решила я и двинулась в противоположную сторону, к дому Сары Грин, мимо пустой игровой площадки с идеальным резиновым покрытием из измельченных автомобильных покрышек, на которой не оставляли следы ни ребячьи кеды, ни «рибоки». Несмотря на ветер и дождь, качели оставались неподвижны, точно сломанный маятник, а тускло-серая краска на металлической горке оставалась все такой же свежей, казалось, ее никогда не полируют детские задницы. Я и впрямь, по-моему, ни разу не видела на этой игровой площадке хоть одного ребенка. На улице дети появлялись по утрам, когда за ними приходили автобусы, и после полудня, когда автобусы развозили их по домам. Затем дети спешили к себе и до ужина склонялись над учебниками. А поскольку почти все дети похожи на Энн и Фредди, то аппетит у них как у голодных солдат в армейской столовой. После ужина они обычно снова занимались, пока не приходило время ложиться спать. Из-за такого режима даже в летние месяцы большинство детей выглядели не просто бледными, а какими-то выцветшими.

Иногда мне кажется, будто даже само понятие «детство» куда-то исчезло.

Остановив машину напротив особняка Гринов, я увидела, что Сара Грин опустилась на колени, халат ее совсем распахнулся, демонстрируя всем тонкую ночную рубашку, а сама Сара выдергивает из земли желтые хризантемы, которые посадила всего несколько недель назад, глубоко погружая пальцы, чтобы уж точно вырвать растения с корнями. Хризантемы она разбрасывала в разные стороны, в волосах у нее застряли комки земли и обрывки растений, а на щеке виднелся грязный мазок — наверное, пыталась смахнуть с глаз слезы.

Я вылезла из машины и бросилась к ней.

— Сара, что происходит?

Она даже головы не подняла и в ответ пробормотала что-то невнятное, продолжая яростно зарываться в землю и выдергивать несчастные хризантемы; уже почти вся кирпичная дорожка была покрыта толстым слоем желтых лепестков, зеленых листьев и земли.

— Ненавижу этот гребаный желтый цвет! Ненавижу! — с трудом расслышала я.

А мне желтый цвет всегда нравился. Это цвет радости, счастья; не слишком спокойный и совсем не раздражающий. Он не бьет по глазам, как красный, который мне лично всегда напоминает либо об опасности, либо о боли, либо о зле. Я вспомнила светло-желтые, цвета сливочного масла, занавески, которые мы с Малколмом повесили в детской перед рождением Фредди, и золотистый цвет свежей соломы в конюшне на ферме — еще до того, как фермы начали превращаться в «поселения городского типа», — и яркие пятна желтков в яичнице-глазунье ленивым воскресным утром…

Как это вдруг желтый цвет мог оказаться самым безобразным на свете?

Сара вдруг приостановила свою разрушительную деятельность и уставилась на меня.

— Но ведь она никак не могла съехать сразу до 7,9, верно, Эл? Это попросту невозможно. Она же у тебя в этом году занималась сразу двумя предметами — биологией и анатомией. И оба по продвинутой программе. Ты же знаешь, она отлично успевала, никогда не пропускала занятий, никогда не болела, она очень старалась.

Я лишь молча кивала. Джудит Грин действительно всегда была одной из лучших учениц с тех пор, как я ее знаю.

— Джуди — очень сильная девочка, она во многом превосходит нашу Энн, — сказала я. — А ведь и Энн очень хорошо учится. — Я не собиралась хвалить Энн; я всего лишь констатировала факты; вот только если Джудит потеряла больше двух очков, мне, наверное, следовало бы использовать прошедшее время.

Сара отреагировала неожиданно: она поднялась на ноги, запахнула халат и подпоясала его, не обращая внимания на перепачканные руки. Да ей, похоже, было совершенно безразлично, как она выглядит, хотя вид у нее был такой, словно она валялась в грязной луже. Ее голос, обычно такой мягкий, вкрадчивый, звучал резко, даже грубо.

— В таком случае как получилось, что ее Коэффициент снизился сразу на две единицы? Объясни мне, Эл! Скажи, ты что-нибудь знала заранее? Может, ты что-то от меня скрывала?