Скажем прямо: Сара Грин — типичная снобка. Точно такая же, как представители семейств Каллахэн, Делакруа и Моррис, которые живут на нашей улице. Все они как бы сами себя заключили в этакий пузырь привилегий; больше всего они любят противопоставлять местоимения «мы» и «они», «нас» и «их»; а их любимый припев — «только не в нашем квартале». Когда в такой семье заходит речь о выборе школы или иного учебного заведения, то это происходит в соответствии с формулой «Я сама (сам) выберу для тебя школу, потому что я лучше в таких вещах разбираюсь». Им нет дела, что какой-то городской парнишка, одноклассник их детей, внезапно «слетел» до уровня ремесленного училища, что показавший блестящие результаты мальчик из сельскохозяйственного района Небраски почему-то «не сумел» пройти по конкурсу в университет своего штата. Подобные неприятности всегда случаются только с ними, но никогда с нами. Если бы я не жила под одной крышей с Малколмом, если бы не делила с ним стол и постель, если бы меня не снедала постоянная тревога за Фредди, я, пожалуй, вряд ли знала бы, что такие вещи возможны. В конце концов, многие ли смотрят по телевизору выступления министра образования Мадлен Синклер? Даже выступления президента и то едва собирают процентов пятнадцать зрителей, хотя уж из этих-то выступлений делают поистине крупные шоу. А наша королева Мадлен, на мой взгляд, и вовсе имеет аудиторию, близкую к нулю.

Я проехала вдоль парка, пересекла мост и оказалась в центре города, неотвязно думая о том, сколько еще времени мы все будем играть в эту опасную игру. Неужели до тех пор, пока все фигуры не переместятся с их доски на нашу? Как это, например, произошло сегодня утром, когда дочка Сары Грин, идеальная во всех отношениях девочка, тоже почти ставшая королевой, в мгновение ока была превращена в обыкновенную пешку.

Я по-прежнему опаздывала, так что, въехав на государственную парковку в Джорджтауне, попросту поднесла свой телефон к счетчику и уплатила за пятнадцать минут. Клинг! Готово. Где-то в радиоволнах у меня над головой или в кабелях у меня под ногами пятьдесят центов переместились с банковского счета в одном штате на другой счет в другом штате. Не требовалось даже монетки доставать из кармана.

В знакомом «Старбаксе» меня уже ждал мой латте, заказанный по мобильному телефону. Разумеется, наполовину декаф. Двухпроцентное молоко, легкая пенка, одна ложка сахара. Гранде, что бы это выражение ни значило. Я забрала свой кофе, и робот-бариста прочирикал: Добрый день, Елена! Надеюсь, ваш напиток будет вкусным! Завтра утром снова увидимся. Иногда робот-бариста бывает «он», а иногда «она». Их создатели очень любят смешивать подобные вещи.

Я заметила у окна какую-то девушку, которая, подобрав под себя ноги, сидела на одном из глубоких диванов с множеством подушек и читала. Она была совсем юная, похожая на ученицу последнего класса школы, однако читать она устроилась именно здесь, в «Старбаксе», и отнюдь не казалась ни наказанной школьницей, ни бессовестной прогульщицей. На столе перед ней страницами вниз лежал раскрытый справочник по устройству на работу, этакая библия для тех, кто только начинает строить карьеру; подобные справочники якобы способны растолковать человеку, кем ему быть, когда он вырастет; рядом со справочником высилась целая стопка буклетов различных колледжей, а также сборник пробных тестов для поступающих в высшие учебные заведения; гора буклетов была увенчана кофейной чашкой, отчасти скрывавшей от меня лицо девушки. Но я успела заметить, что глаза у нее ясные; такие глаза бывают у самых лучших моих учеников; и все же я сразу поняла, что шансов выиграть эту игру — поступить в колледж — у этой ясноглазой девушки нет.

В качестве закладки она использовала желтую ID-карту — а мне было прекрасно известно, что за последние несколько лет ни один колледж не принял ни одного выпускника школы третьего уровня. Если, конечно, верить «отчетам» Малколма, которые он обычно преподносит нам за обедом.