Тайная война - Андрей Булычев (2021)

Григорий Александрович оказался очень лёгок в общении. Сам, обладая живой харизмой, он мог внимательно выслушать собеседника, поддержать разговор и не ставил никаких рамок иерархии. Не зря австрийский фельдмаршал и писатель мемуарист де Линь, служивший под началом Потёмкина, оставил потомкам такое подробное описание этого незаурядного человека: «Трусливый за других, – пишет он о князе, – Потёмкин сам очень храбр: он останавливается под выстрелами и спокойно отдаёт приказания… Он очень озабочен в ожидании опасности, но веселится среди неё и скучает среди удовольствий. То глубокий философ, то искусный министр, великий политик, а то десятилетний ребёнок. Он вовсе не мстителен, он извиняется в причинённом горе, старается исправить несправедливость. Одной рукой он подаёт условные знаки женщинам, которые ему нравятся, а другой – набожно крестится. С генералами он говорит о богословии, с архиереями – о войне. Он то гордый сатрап Востока, то любезнейший из придворных Людовика XIV. Под личиной грубости он скрывает очень нежное сердце; он не знает часов, причудлив в пирах, в отдыхе и во вкусах: как ребёнок, всего желает и, как взрослый, умеет от всего отказаться… Легко переносит жару, вечно толкуя о прохладительных ваннах, и любит морозы, вечно кутаясь в шубы…» И вот с таким человеком, довелось беседовать Егорову.

– Да, интересное суждение у вас, голубчик, о военной тактике. Весьма и весьма необычное. Значит, вы полагаете, что нужно всемерно развивать егерские войска и прицельный стрелковый бой? Вводить его основы и в мушкетёрские роты пехотных полков? А ведь целый ряд авторитетных военачальников утверждает, что пуля есть лишь дополнение штыка, а все баталии всё равно решаются натиском сомкнутых колонн.

– Ну, какое-то время да, – согласился Лёшка. – Но огневой стрелковый бой будет всё время с годами только усиливаться, так же как и урон от артиллерии. И в итоге развёрнутые линейные шеренги будут просто выкашивать такие сомкнутые колонны, даже не допустив их до своих порядков.

– Ну, это ещё когда будет, – покачал головой Потёмкин. – Всё-таки сейчас время каре и ударных штурмовых колонн, а отборные стрелки лишь оказывают поддержку в их развёртывании и деморализуют противника, выбивая его командиров с прислугой орудий. Опять же при нашем таком неповоротливом ведомстве это когда ещё все эти оружейные новинки будут сделаны и пойдут в войска! У нас вон даже кавалерию хорошими клинками и укороченными карабинами до сих пор ещё всю оснастить не могут. Что уж и говорить-то о винтовальных ружьях – штуцерах? Но и ты тоже прав, Алексей, егерей, разумеется, как род войск нужно развивать. А кроме того что они могут быть на поле боя весьма полезными, им ещё и особые дела, как я знаю, тоже по плечу. Не зря ведь вашу команду отдельной, особой назвали. Вы уже в нескольких дальних выходах себя отменно проявили. Вот и новое дело, которое вам хотят поручить, подпоручик, пожалуй, что лишь одни вы и сможете только выполнить. Мы тут вчера вечером уже советовались с господином полковником и решили посвятить тебя в некоторые тайны, – и он посмотрел на фон Оффенберга. – Пожалуйста, продолжайте, полковник!

Тот кивнул и придвинулся поближе к столу, на котором лежала расстеленная карта.