Планета Вода - Борис Акунин (2015)

– Приезжайте, говорит, к нам. Нам очень нужны молодые, энергичные, неиспорченные рутиной. Карьеры, говорит, у нас вы не сделаете, но будете заниматься лучшим делом на свете: охраной законности. Мы с Платоновым поехали. И сначала прямо летали – так нам тут всё нравилось. Только длилась безоблачность недолго. Рассыпалась вся Заволжская идиллия в считанные месяцы. Начальник наш поехал в столицу за наградой, да вдруг скоропостижно скончался. Сердце. А был ненамного старше меня нынешнего. Епископ, на котором тут всё держалось, отправился на богомолье в Святую Землю и не вернулся. Скоро сняли и губернатора – за то, что противился переводу Заволжья в категорию ссыльно-тюремных губерний, хоть это сулило щедрые ассигнования на строительство острогов и трудовое устройство для местных жителей. Назначили всех новых – губернатора, владыку, прокурора. И сдулось Заволжье, как проколотый воздушный шарик. Весь воздух вышел, губерния съежилась и сверзлась вниз. Мы с Платоновым тоже опустились в тартарары, со всеми. Оба – падшие ангелы, два интеллигента в неинтеллигентных обстоятельствах. Правда, белые одежды мы поменяли не на одинаковые цвета. Платонов – на черный, да еще убедил себя, что всё хорошо и правильно, ибо в России следует жить по-российски. Вот он уже надворный советник, а я застрял в титулярных и выше никогда не поднимусь.

– А в какого цвета одежды переоблачились вы?

– Серого, Эраст Петрович. Серого. Разве по мне не видно? – горько рассмеялся Сергей Тихонович. Вынул из кармана складной ножик, стал прочищать погасшую трубку. – Обретаюсь в сереньких сумерках и ничтожестве. Не хватило смелости остаться беленьким и не хватило подлости стать черненьким, в цвет мундира мсье Саврасова. А сейчас у нас в России эпоха Саврасовых. Каждому отдана в полное владение и кормление своя вотчина, делай там что хочешь, только держи в кулаке. Какими средствами – наверху не спрашивают.

– Да чем можно к-кормиться в этом… – Эраст Петрович проглотил слово «захолустье» и выразился деликатней: – …отдаленном и малонаселенном уезде?

– Как всюду – за счет казны. Вы острог проплывали – заметили, что там ни заборов, ни рогаток, ни вышек?

– З-заметил. Удивительно, что у Саврасова один только Ольшевский сбежал, а не все каторжники.

– Ничего удивительного. Деньги на обустройство тюрьмы Хозяин в карман положил, шестьдесят тысяч. Ему выгоднее платить награду «охотникам за головами». Три раза выдал наградных, по сто рублей – с тех пор несколько лет никто не бегал. Ольшевский – первый за долгое время.

– Какие охотники? За какими г-головами?

– Охотники обыкновенные, лесные. Если побег – идут по следу. И находят, разумеется – они все местные, лес как свою ладонь знают. Живьем беглеца не берут, убивают на месте. А Хозяину приносят отрезанный палец. Если дактилоскопия совпадает – сто рублей. И всё, никто не бегает. Страх держит крепче заборов.

– Это мне рассказываете вы, товарищ окружного п-прокурора? – рассердился Фандорин. – У вас под носом средневековье, варварство, зверство, а вы ничего не делаете? Только жалуетесь – причем постороннему, наедине, чтоб никто не услышал?

– Э-э, – пожал плечами Клочков. – Плетью обуха не перешибешь. Вся Россия так живет – в большом остроге без заборов. И хотелось бы убежать, да страх не дает. И некуда. Чего вы хотите? Страна вчерашних крепостных.

Разговор становился тоскливым, русским – того жанра, который Эраст Петрович совершенно не выносил.

– Д-давайте лучше спать. Завтра будет много работы.

* * *

На рассвете Фандорина разбудил Трифон, попросил сменить. Черт знает, почему он вдруг решил доверить пассажиру штурвал. Может быть, валился с ног от усталости. А может, подслушивал ночной разговор и сделал из него какие-то свои выводы.

Несколько минут капитан постоял за спиной у Фандорина, уверенно поворачивавшего колесо, велел держаться середки и не спускать глаз с воды – вдруг бревно, а потом улегся на палубу, накрылся кожухом и захрапел.