Планета Вода - Борис Акунин (2015)

– Иисус Христос, Он – Спаситель. Для мужчин в мир явился, только их спасти. Я это недавно поняла. Потому нам, женщинам, на свете так плохо и живется. К нам своя Спасительница явиться была должна. И вот она явилась, Феврония. За всех нас, сирых, мученическую смерть приняла. Женщин во сто крат трудней, чем мужчин спасти, потому что у нас душа тоньше. Оттого у Нее и ран гвоздинных не четыре, как у Христа, а во сто крат больше. За то и вознесена на небо, заступница.

– Ишь, разговорчивая какая, – удивилась Вевея. – По неделе слова не вытянешь, а тут… Ты гляди только, внучка, в новом монастыре про Спасительницу не болтай. Выгонят.

Ия улыбнулась, ничего не ответила.

Эраст Петрович пристально смотрел на нее. Определенно ненормальна, думал он, однако никаких признаков возбуждения, обычных при мозговом воспалении, не заметно. Эх, психиатра бы хорошего…

– Мне говорили, что вы иногда гуляете во сне. А в ту ночь? Ну, когда Феврония… в-вознеслась?

– Я не всегда знаю. – Послушница смотрела на него всё с тем же неестественным спокойствием. – Иной раз думаю, что ходила, а оказывается – сон. Или же проснусь – и вижу, что я в саду. Всегда на дорожке, никогда с нее не сворачиваю…. Но ту ночь я хорошо помню. Мне страшный сон был. Или не сон, не знаю. Будто иду я в темноте по аллее, между розовым кустом и жасминным, а навстречу – черная птица, большущая. Крылья растопырила. И прямо на меня! Хорошо я в сторону уклонилась. А она, птица, мимо прошелестела. И не увидела меня, хоть я вот туточки, рядом, была. Страшно было – жуть. А после ничего, чернота одна.

– То у тебя сон был, – сказала Вевея. – Ты человеку про явное рассказывай.

– Конечно сон, – легко согласилась Ия. – Просто очень страшный. Но пробуждение было того страшней. Просыпаюсь – на кровати поверх одеяла лежу. За окном ранний свет. И крики. Это с Маняшей припадок сделалася. А после того – сами знаете что было…

Она всхлипнула, но глаза остались сухими, и губы растянулись в улыбке.

– Подойди к ней, внучек, – сказала вдруг Вевея. – Делай, что велю.

Фандорин приблизился к девушке.

– Пятится она от тебя?

– Нет.

– Положи ей руку на плечо.

– З-зачем?

– Клади, клади.

Извинившись перед послушницей, Эраст Петрович слегка ее коснулся.

– Далась? Не отпрянула?

Внезапно Ия, улыбнувшись еще шире и глядя Фандорину в глаза, прижалась щекой к его руке.

– …Нет.

– Чудны дела твои, Господи! Правда, перестала людей бояться… – Старуха тоже подошла, взяла Ию за локти. – Может, тебе, внученька, теперь и в монастырь незачем?

– Я к Манефе, – сказал Эраст Петрович. – Время дорого. Как бы благочинный в колокол не ударил.

– Погоди, я с тобой. – Старуха отпустила девушку, шепнув ей: – После поговорим.

* * *

«Трудница» Манефа гостю обрадовалась. Маленькие глазки уставились на Фандорина с вялым, но несомненным интересом. Девочка жевала пряник, но перестала.

– Кыасивый дядя, – сказала она. – На, хосешь? С’адко.

Вынула изо рта обслюнявленный кусочек, протянула Эрасту Петровичу.

Во второй руке у девочки была длинная игла. На столе лежала уже знакомая Фандорину кукла.

– Чего она тебе дает? – спросила Вевея. – Сахарку? Значит, понравился ты ей. Бери, не обижай. И сядь. К столу сядь. Ей на тебя проще смотреть будет.

Старуха подошла, погладила инвалидку по волосам.

– Что делаешь, Маняша? Всё Февронью колешь?

Фандорин вздрогнул, приподнялся на стуле. Снова сел.

– З-зачем она это делает? И почему куклу так зовут?

– Игуменья подарила, потому и Февронья. Маняша куклу всюду с собой носит. И в больницу носила. Маняша у нас старательная. Лучше всех полы моет. А как кроватки застилает, как горшки выносит. Да, внученька?

Девочка несколько раз кивнула, потом слезла со стула и изобразила, как бережно она выносит горшки и как усердно трет щеткой пол. Куклу при этом держала под мышкой.