– Нет, не сообщник. Но что убийца промахнулся нарочно, сомнений не вызывает. Цукерчек (если это он) не промазал бы. Насколько я помню досье, он в юности работал в цирке: номер «Вильгельм Телль с револьвером» или «Робин Худ с пистолетом» – что-то такое. Это стрелок от бога. Вернее, от дьявола… И чертовски расчетлив. Он с самого начала решил, что одного свидетеля оставит в живых. Для этого была устроена интермедия с несуществующим кавказцем и будто бы случайно обронена реплика про «варшавский». Зачем удачливому грабителю ехать в Варшаву? Ясно же, что будет облава по всей империи. Нет, с таким кушем он наверняка собирается улизнуть за границу. Там, на границе, мы его и возьмем. Как скоро поезд достигнет последней станции? И как она н-называется?

– Так и называется – Граница. Краковский поезд будет там через два с половиной часа…

Сергей Кириллович стоял над телеграфистом со своим блокнотом в руках и имел вид нерешительный. Все-таки сомневался в фандоринской дедукции.

– Одно лишь меня смущает… – задумчиво произнес Эраст Петрович. – Преступление весьма дерзкое и исполнено безукоризненно – это на Цукерчека похоже. Но вот объект нападения… Ружевич никогда не гнался за большим кушем, он этакий грабитель-эстет. История с виленским ювелирным магазином для него типична. Я хорошо знаю этот тип криминальной личности. Таких привлекает не прибыль, а эффектность. И чистота исполнения. В Вильне он попался случайно – из-за проколотой шины. Все прочие свершения Цукерчека не доказаны, хотя о них в польской уголовной среде ходят легенды. Убийство коллекционера Войцеховского из-за картины Брейгеля осталось нераскрытым. Дело о екатерининском перстне тоже повисло. Помните, как застрелили графиню Корф с шофером, причем у ее сиятельства срезали палец вместе с кольцом, а бумажник не взяли?

– Что-то такое было. Я впрочем, больше осведомлен по линии железнодорожных преступлений. Отрезал графине палец?

– Да. Ходили слухи, что это работа Цукерчека. В нашем же случае куш огромный, но с точки зрения Цукерчека, слишком прозаический. На него не похоже.

– Вот видите. Тем более что Ружевич в Сибири. Нет, это не он.

Здесь ожил аппарат. Затарахтел, из него полезла узкая белая лента.

– Ваше высокоблагородие, из министерства юстиции. Господину Фандорину.

Павлов потянул телеграмму, едва не обрывая ее от нетерпения.

– Черт, вы правы! Болеслав Ружевич сбежал месяц назад! Вдвоем с молодым воришкой. Оба находятся в Камчатском областном розыске. Там нет железных дорог, поэтому и не проходило по нашей линии…

– Почему в областном розыске, а не во всероссийском?

– От каторги до моря и до ближайшей железной дороги сотни верст. Зимой добраться невозможно – беглые умерли бы от голода. Обычно прячутся до весны, где-нибудь на заимке или в туземном стойбище. Там и разыскивают.

– Ну, с пищей у Цукерчека в дороге, я полагаю, затруднений не было, – поморщился Фандорин. – И второго преступника из розыска можно убрать. Съеден. Представляю, как страдал чистюля Ружевич, когда освежевывал труп. Наверное, весь перепачкался…

Подполковник передернулся. Однако спорить и сомневаться уже не думал.

– Что будем делать, Эраст Петрович? Посылаю описание по всей южной дистанции?

– По всей не нужно… Какой-нибудь вояка захочет выслужиться и наломает дров. Толковый офицер у вас там есть?

– Есть. Поручик Зуев. Его участок – как раз вокруг станции Граница.

Фандорин подошел к карте губернии.