Планета Вода - Борис Акунин (2015)

Собрав всю силу духа (а ее у Эраста Петровича было более чем достаточно), он изгнал прочь сполохи, замутнявшие зрение.

Море было пустынным, лишь морщилось, чередуя серебряные полосы с черными.

– Маса! Маса! – всё повторял Фандорин. – Ты не можешь погибнуть! Маса!

Поодаль что-то вынырнуло, закачалось на воде.

– Я здесь! Я сейчас! – Эраст Петрович отцепил жилет и пневмофор, сковывавшие движения. Быстро поплыл, мощно загребая руками.

В пахучей луже дизельного топлива чернел продолговатый предмет – флагшток «Лимона-2» с придуманным Масой гербом: острая стрела и пузатый лук.

Больше из морской пучины ничего не всплыло.

* * *

На темном скалистом берегу, у пенной кромки прибоя, сидел мокрый человек, дрожал от холода и трясся от рыданий. Прежний Фандорин, сильный и бесстрашный, был раздавлен обрушившимся на него несчастьем.

Он привык считать себя одиночкой, существующим отдельно от всего остального мира, но лишь сейчас он ощутил одиночество во всей его страшной немой пустоте. Когда поблизости есть кто-то, кому можно без колебания довериться – верный друг который, если чего и не поймет, то истолкует любое сомнение в твою пользу, никакого одиночества нет.

Четверть века, почти всю взрослую жизнь Эраст Петрович провел со своим компаньоном. Иногда рядом возникали женщины, которых Фандорин любил, но каждая была как просвет в затянутом тучами небе – блеснет ярким светом, ненадолго согреет, и исчезнет. При расставании кроме естественной печали Эраст Петрович иногда чувствовал странное удовлетворение: обнажившийся участок души снова защищен. Кому мало что терять, тот мало чего и страшится.

Но когда у человека мало что есть, и он это малое теряет, оказывается, что он потерял всё. Маса был не «малое», а единственное, чем Фандорин дорожил в этой жизни, хоть, кажется, никогда прежде об этом не задумывался.

«Мне сорок восьмой год, и у меня совсем никого нет», – сказал Эраст Петрович и заплакал еще безутешней. Маса тоже бы плакал. Он всегда говорил, что слезы, пролитые по достойному поводу, красят мужчину.

Но край моря озарился рассветом, тьма начала рассеиваться, и Фандорин вытер слезы ладонью. Ночь больше не скрывала очертаний окружающего мира. Мир этот был Эрасту Петровичу враждебен, а врагам показывать заплаканное лицо нельзя.

Нужно было вернуть себе почву под ногами. Хотя бы для того, чтобы расквитаться за Масу с этим ненавистным островом.

Сказано: «Когда происходит трагедия, благородный муж сначала укорачивается, а потом делается выше». Эраст Петрович вспомнил эту максиму и ухватился за нее, пытаясь понять смысл древнего рецепта.

Укорачивается – понятно. Вот он сидит и трясется, сломленный и сгорбленный горем, жалкая частица прежнего себя. Но что такое «становится выше»? Выше, чем прежде? Как? За счет чего?

Наверное, когда оборвана нить, привязывающая тебя к жизни, дух отрывается от земли. Выше взлетаешь, дальше видишь. Абсолютное одиночество – первый шаг к внутреннему покою и Великой Тишине, в которую не проникают звуки бренного мира. Видимо, мудрец имел в виду что-нибудь этакое.

Но в тишину, где пребывал Эраст Петрович, звуки и так не проникали. Он оглох. А внутренний покой еще надо было заслужить. Путь известен, он называется катакиути. Только теперь Сен-Константена, пожалуй, будет мало. Не хватит и всего германского рейха с его Адмирал-штабом и кайзером.

Фандорин больше не плакал. Он представлял себе, каким может быть катакиути против целой империи, и величие задачи наполняло душу желанным спокойствием.

Через минуту-другую взошло солнце, потянуло к Эрасту Петровичу по воде золотую дорожку.

Солнце двигалось со стороны острова Тенерифе. Его теплые лучи согрели Фандорина надеждой.

Может быть, «Лимон-2» не потоплен, а только поврежден и Маса сумел вернуться в Пуэрто-де-ла-Крус!