– Алина, что у тебя за лексикон! – возмутилась вдруг Вика. – Что это за «прикинь», «классно», «круто», «вау»? Ты разговариваешь, как… Как… В общем, нельзя так говорить, это некультурно.

– А как же говорить, когда что-то круто? – удивилась Алинка.

– Да как угодно! Хорошо, отлично, замечательно, классн… В общем, чтобы я больше не слышала от тебя таких слов!

Едва войдя в квартиру, Алина на бегу сбросила туфельки, влетела в детскую и вскоре выскочила оттуда, сияя от счастья.

– Мама, мама! – закричала она. – А я теперь знаю, как домового зовут!

– Господи, что на этот раз? – ахнула Алина, чуть не выронив сумку.

– Вот, смотри, он мне сам написал! – и Алина продемонстрировала маме листок бумаги. Сверху на нем старательно было выведено большими печатными буквами «КАК ТИБЯ ЗАВУТ», а внизу красовались три такие же крупные буквы: «БОР» [1].

– Видишь, мама! – Алинка запрыгала по комнате. – Его зовут Бор. И он хороший! Он хочет с нами подружиться!

– Хороший! Ага, как же! Видали мы таких хороших, – пробормотала Вика, перетягивая волосы цветной резинкой. – Утром он мои ключи спрятал, я, пока искала, на работу из-за него опоздала! Колготки изорвал, абсолютно новые колготки были, дорогущие, между прочим! А вчера, когда я ужин готовила, разлил по полу подсолнечное масло, я чуть на нем не поскользнулась. Ну прямо так все хорошо, что лучше и не бывает!

– А может, Бор все еще на тебя сердится? – предположила Алина, делая из записки кораблик. – Ты же его прогнать хотела. И обманула. Угостила вареньем, а сама подсыпала в него какой-то гадости. Вот он и обижается на тебя.

– Мне вот сейчас только обид домового не хватало! – фыркнула Вика, кладя на стол папку с эскизами. – Других забот у меня нет! Завтра утром предварительная сдача проекта, я и так сама не своя…

– Все равно ты была не права! – настаивала Алинка. – И тебе нужно попросить у Бора прощения. Хочешь, я тебя научу, как это сделать? И тогда все будет хорошо, вот увидишь. Он тебя простит, он добрый!

– Вот еще, делать мне больше нечего! – в сердцах воскликнула Вика. – Буду я еще у какого-то дурацкого барабашки прощения просить!.. Алинка, мой руки и быстро идем ужинать, мне работать надо.

Думаю, излишне упоминать, что при этом разговоре присутствовали и я, и домовой, который, услышав последние слова Вики, возмутился:

– Че? Как ты меня назвала? Да сама ты дурацкая барабашка!

И пнул стол так, что все эскизы выпали из папок и разлетелись по полу.

– Уймись! – осудил его я. – Не воображай о себе много! А то, как написал записку – всего-то час над ней пыхтел, – так совсем зазнался!

– А ты думал, я совсем неуч? – самодовольно отозвался Бор. – Один ты у нас тут такой умник? Я тоже читать и писать умею.

– Только буквы не в ту сторону пишешь, – дразнил его. – Тоже мне грамотей!..

– Заткнись, рыжий! – Бор запустил в меня Алинкиным плюшевым медвежонком.

Услышав шум, Вика в кухне вскрикнула и уронила тарелку, а я на всякий случай забрался подальше под диван, устроился там поудобнее и сам не заметил, как заснул.

Проснулся я уже глубокой ночью от какого-то подозрительного шороха. Было темно, но, как вы понимаете, мне это нисколько не мешало, ведь мы, кошки, прекрасно видим в темноте. Я выбрался из-под дивана, чтобы посмотреть, в чем дело. Вика спала, на этот раз так тревожно, что ей вообще ничего не снилось. В детской тоже было тихо. А шорох издавал… сами понимаете кто. Я засек Бора как раз в тот момент, когда он, открыв флакончик с красной тушью, склонился над Викиным эскизом.

– Ты что, офигел?! – заорал я. – Что ты творишь, придурок?!

Бор, похоже, не видел, как я к нему подкрался. От неожиданности он даже подпрыгнул, рука с флакончиком дрогнула. По лежавшему сверху листу расползлось алое пятно, и тушь тут же просочилась дальше, портя и склеивая всю пачку эскизов.