Манюня - Наринэ Абгарян (2010)

Манька вползла обратно в машину. От прилизанной утренней прически не осталось и следа — волос у моей подруги немилосердно кучерявился, надо лбом развевался боевой чубчик.

— Ня! — вдруг сказала девочка. — Я ня Аленушка, я Варя!

— Варя? — Мы вылезли из машины и подошли к девочке. — А как тогда тебя ласково называют? Варежка, что ли?

— Сами вы варежки, — обиделась девочка, — а меня мамка Варечкой кличет.

Мы какое-то время молча изучали друг друга.

— «Ну погоди!» любишь? — Я решила продолжить светский разговор.

— А чтой это? — удивилась девочка.

— Ну, это мультик такой, неужели ни разу не видела? По телевизору часто показывают.

— Ня, — покачала головой девочка, — нам пресвитер ня велит смотреть телевизор. Говорит — это грех.

— Какой грех? — Мы чуть не задохнулись от возмущения. — Почему не велят телевизор смотреть? И кто этот… свитер?

— Ня свитер, а пресвитер, — рассердилась девочка, — вы что, совсем ничего ня знаете?

— Совсем ничего, — радостно закивали мы, — совершенно ничегошеньки. Мы тупые!

— То-то я гляжу! — не удивилась Варя. Она смотрела на нас своими большими васильковыми глазами и думала о чем-то своем. — Ладно, я пойду, — вымолвила милостиво.

— Иди, — согласились мы, — а чего ты в косыночке ходишь?

— Так положено, — сказала девочка, — так молокане ходют. Пойду брата искать, а то я яму шумела, а он ня отклякается. До свиданьица вам!

— До свиданья, — попрощались мы с Маней и поплелись к машине. Мы были заинтригованы и даже напуганы. Нам было непонятно, как можно не смотреть телевизор и ходить с косыночкой на голове.

— Бедненькая, — решили мы.

А потом вернулись папа и дядя Миша, принесли нам обещанный лимонад, и мы поехали дальше, в сторону озера Севан, и дядя Миша смешно рассказывал, как весь автовокзал оборачивался на папину прическу, а буфетчица не хотела брать деньги за кофе, все смотрела на отца и называла его «бядовой головушкой».

Часам к двенадцати мы уже были в Ереване. Сначала завезли Дядьмишин агрегат в НИИ математических машин, а потом поехали на прием к Самвелу Петросовичу.

— Ты зайди к нему первым, пусть он привыкнет к твоему виду, а мы с девочками в приемной посидим, — сказал отцу дядя Миша.

Мы терпеливо переждали в коридоре взрыв истерического хохота, которым Самвел Петросович встретил моего отца.

— Хочешь, я тебя отправлю к своему парикмахеру? Может, он чего-нибудь придумает? — всхлипывал он на все отделение.

— Не надо, — отнекивался отец, — я дома к своему парикмахеру схожу.

— Дааааа, — подмигнул нам дядя Миша, — неймется ему, все домой тянет, можно подумать, домашний парикмахер уже не сделал свое черное дело!

А потом вышла прехорошенькая медсестра и пригласила нас с Маней в кабинет для осмотра.

— А вы пока посидите в коридоре, — улыбнулась она дяде Мише.

— Если только вы потом обещаете и меня посмотреть, — расцвел дядя Миша.

— Папа, — Маня укоризненно посмотрела на отца, — я все Ба расскажу.

— Иди отсюда, незнакомая девочка, я тебя знать не знаю, — отмахнулся от нее дядя Миша.

Мы с Маней зашли в кабинет и устроились на низенькой кушеточке возле окна. Я зацепила взглядом инструменты, аккуратно сложенные на специальных лотках, и мигом затряслась от страха.

— Не дам ему посмотреть свое горло, — громко сглотнула я.

— Нарка, не глупи, — скосилась на меня Маня, — зачем мы тогда сюда ехали?

— Не знаю, — заупрямилась я, — но этот Петросович ко мне не прикоснется, это точно!

И тут открылась дверь, и в кабинет вошел Самвел Петросович. Он оказался высоким, холеным и невероятно красивым мужчиной. Маня заулыбалась и пригладила ладошкой торчащий чубчик.

— Здравствуйте, красавицы, — проворковал Самвел Петросович.

— Здравствуйте, — расцвела Маня, — вы тоже красивый!

Я засопела и больно пихнула ее локтем в бок.

— Ты чего несешь?