Рид кивает и молча поднимается со стула. Когда Истон тоже встает, Рид поднимает руку.

– Вам я расскажу все попозже. Позвольте мне сначала поговорить с Эллой.

Наверное, Истон видит панику в моих глазах, потому что впервые за все время, сколько я его знаю, поступает так, как ему говорят.

Пока мы поднимаемся на второй этаж по черной лестнице, я переплетаю свои пальцы с пальцами Рида. Когда мы заходим в мою комнату, он тут же запирает дверь и рывком притягивает меня к себе.

Я не успеваю моргнуть, как его губы накрывают мои. Это горячий, отчаянный поцелуй с языком. Я думала, что слишком измотана, чтобы ощутить хоть что-то кроме усталости, но все мое тело с готовностью отзывается, когда умелые губы Рида дарят мне наслаждение.

Я издаю стон протеста, когда Рид прерывает поцелуй, отчего он усмехается.

– Я думал, мы собирались поговорить, – напоминает он мне.

– Ты первый начал целоваться, – ворчу я. – Как я должна помнить про разговор, если твой язык у меня во рту?

Рид тянет меня на кровать. Спустя секунду мы лежим лицом друг к другу, наши ноги переплетены.

– Тебе было страшно? – шепчу я.

Выражение его красивого лица смягчается.

– Не особо.

– Тебя арестовали по подозрению в убийстве, – с надрывом говорю я. – Мне было бы страшно.

– Я никого не убивал, Элла. – Он протягивает руку и гладит мою щеку кончиками пальцев. – Клянусь тебе, когда я ушел из пентхауса, Брук была жива.

– Я верю тебе.

Это правда. Рид не убийца. У него есть недостатки, и много, но он никогда и ни за что не отнял бы жизнь у другого человека.

– Но почему ты не сказал мне, что ездил туда? – обиженным голосом спрашиваю я. – Что Брук тебе сказала? И кровь у тебя на боку…

– Швы разошлись. Об этом я не врал. Наверное, это случилось по дороге домой, потому что, пока я был там, крови не было. А тебе я ничего не сказал, потому что перед вашим возвращением принял болеутоляющее, а потом мы начали ласкать друг друга… – Он вздыхает. – Я отвлекся. И, если честно, это не казалось мне важным. Я собирался сказать тебе утром.

Искренность, звучащая в его голосе, отражается и на лице.

Я прижимаюсь щекой к его ладони.

– Она хотела денег?

– Угу, – просто отвечает он. – Она испугалась, что папа назначил тест на отцовство. Хотела заключить сделку: если я перепишу на нее свой трастовый фонд, она возьмет деньги и исчезнет, и мы никогда больше ее не увидим.

– И ты отказался?

– Конечно, я отказался! Я не собирался платить этой женщине ни цента. Анализ ДНК подтвердил бы, что ни я, ни папа не имеем отношения к этому ребенку. Подумаешь, нам лишь пришлось бы подождать еще несколько дней. – Его голубые глаза темнеют. – Но я и представить себе не мог, что она убьется!

– Так ты считаешь, это несчастный случай? – Я хватаюсь за соломинку, но, честное слово, совершенно не понимаю, как так могло случиться. Брук ужасная – была ужасной – но никто из нас не желал ее смерти; чтобы она ушла из нашей жизни – да, но не чтобы умерла.

По крайней мере, я точно этого не хотела.

– Понятия не имею, – отвечает Рид. – Не удивлюсь, если у Брук окажутся враги, о которых мы ничего не знали. Она могла вывести кого-то из себя настолько, что этот кто-то решил размозжить ей башку.

Я морщусь.

– Прости, – быстро шепчет он.

Я сажусь и потираю уставшие глаза.

– Какие доказательства есть у копов?

– Видео с камер наблюдения, где я вхожу и выхожу из здания, – признается Рид. – И кое-что еще.

– Что?

– Не знаю. Они пока ничего нам не говорят. Папин адвокат утверждает, это нормально: они лишь пытаются повесить дело на меня.

Меня опять начинает подташнивать.

– Пока им не в чем тебя обвинить. Они не могут. – Волнение сдавливает мою грудь так сильно, что тяжело дышать. – Тебе нельзя в тюрьму, Рид.

– Я не попаду туда.