Разрушенный дворец - Эрин Уатт (2018)

Его глаза опускаются на мои ладони, которые я непроизвольно сжал в кулаки.

– К чему вы ведете? – бормочу я.

– Я…

Ему мешает продолжить тихий звонок телефона.

– Мы сейчас продолжим. – Гриер берет со стола глянцевый мобильный телефон и смотрит на экран. Потом хмурится. – Мне нужно ответить, извините.

Когда адвокат выходит в коридор, мы с папой обмениваемся тревожными взглядами. Но он закрыл за собой дверь, и нам ничего не слышно.

– С такими показаниями мои дела плохи, – ровным голосом говорю я.

Папа угрюмо кивает.

– Да, похоже, что так.

– Если судить по тому, что там написано, то я какой-то псих. – От бессилия становится трудно дышать. – Но это же чертов бред! Ну и что с того, что мне нравится драться? Ведь есть парни, которые боями зарабатывают себе на жизнь: боксеры, бойцы ММА[10], рестлеры – однако я ни разу не слышал, чтобы кто-то называл их кровожадными маньяками.

– Знаю. – Папин голос звучит необычно мягко. – Но дело не в боях, Рид. У тебя взрывной характер. Ты…

Он умолкает, потому что дверь распахивается, и в проеме появляется Гриер.

– Я только что говорил с помощником окружного прокурора, – говорит адвокат странным голосом. Он как будто озадачен чем-то. – Этим утром пришли результаты вскрытия Брук.

Мы с папой выпрямляем спины.

– Тест ДНК ребенка? – медленно выговаривая слова, спрашиваю я.

Гриер кивает.

Я делаю вдох.

– И кто же отец?

И вдруг мне становится… страшно. Я понимаю, что никак не могу быть отцом этого ребенка, но вдруг какой-нибудь продажный работник лаборатории подделал результаты? Что если Гриер сейчас откроет рот и произнесет…

– Ты.

До меня только через секунду доходит, что он обращается не ко мне, а к отцу.

Глава 23

Рид

В кабинете повисает тишина. Мой отец в изумлении таращится на адвоката. Я таращусь на отца.

– В смысле мой? – Замученный папа смотрит на Гриера. – Это невозможно. Я сделал…

«Вазэктомию», – мысленно заканчиваю я за него. Когда Брук объявила о том, что беременна, папа был уверен, что ребенок не его: он сделал операцию сразу после того, как мама родила близнецов. Я тоже был уверен, что ребенок не мой, потому что уже полгода как не прикасался к Брук.

Выходит, только один из нас был прав.

– Анализ это подтвердил, – отвечает Гриер. – Отец ты, Каллум.

Папа тяжело дышит. На мгновение его глаза словно застилает пелена.

– Пап, – робко зову я его.

Он смотрит на потолок, как будто ему слишком больно смотреть на меня. На его скулах ходят желваки, а потом отец судорожно вздыхает.

– Я думал, она лгала мне. Она не знала, что я сделал вазэктомию, и я думал… – Снова вдох. – Я думал, отец кто-то другой.

Да, он решил, что это я. Но я не могу винить отца за то, что он пришел к такому выводу. Он знал о нас с Брук, так что все вполне понятно. Однако он не мог допустить даже мысли о том, что ребенок может оказаться его.

Я сочувствую папе. Он хоть и не любил Брук, но мог бы стать хорошим отцом ее ребенку. Наверное, сейчас ощущение потери убивает его.

Папа тяжело вздыхает и только потом переводит взгляд на меня.

– Я еще нужен тебе или сам справишься?

– Сам справлюсь, – угрюмо отвечаю я, потому что он, очевидно, едва может держать себя в руках.

Отец кивает.

– Хорошо, крикни, если я тебе понадоблюсь.

Он нетвердой походкой покидает кабинет. После секунды тишины Гриер спрашивает меня:

– Готов продолжить?

Я слабо киваю.

– Хорошо. Давай поговорим про Эллу О’Халлоран. – Порывшись в огромной груде документов, адвокат вытаскивает еще несколько страниц. – Элла О’Халлоран, ранее известная как Элла Харпер, семнадцать лет. Сирота, три месяца назад ее нашли в Теннесси, где она танцевала в стриптиз-клубах, скрываясь под личностью тридцатипятилетней женщины.