Обе шлюпки отчалили от «Эспаньолы» около половины второго, когда, выражаясь морским языком, пробило три склянки. Капитан, сквайр и я обсуждали в каюте создавшееся положение. Будь хоть легкий ветер, мы бы напали врасплох на шестерых мятежников, оставшихся на судне, а затем снялись бы с якоря и ушли в море. Но стоял полный штиль, а тут еще вошел Хантер и сообщил, что Джим Хокинс спустился в одну из шлюпок и вместе с бунтовщиками отправился на остров.

Разумеется, никто из нас не сомневался в Джиме, но мы ужасно за него тревожились. От этих негодяев можно было ожидать всего, и, сказать по чести, мы уже не надеялись увидеть его снова. Мы поспешили на палубу. Жара стояла такая, что смола вздувалась пузырями в пазах между палубными досками. В воздухе витал гнилостный запах. Несомненно, в этой бухте гнездились и желтая лихорадка, и дизентерия. Шестеро негодяев с надутым видом сидели под парусом на баке. На берегу близ устья речушки виднелись две вытащенные на песок шлюпки. Их охраняли два матроса, один из них насвистывал какую-то легкомысленную песенку.

Ожидание становилось невыносимым, и было решено, что мы с Хантером отправимся в ялике на разведку. Мы стали грести к берегу, приняв левее шлюпок – прямо к тому месту, где на карте был обозначен блокгауз[25]. Заметив нас, двое матросов у шлюпок, видимо, что-то заподозрили. Прекратив насвистывать, они начали о чем-то совещаться. Если бы они дали знать Сильверу, то, вероятно, все пошло бы иначе. Но, видно, им были даны соответствующие инструкции, поэтому они решили не поднимать тревогу и вернулись к своим занятиям.

Берег в этом месте делает небольшую излучину, и я специально правил так, что матросы-охранники потеряли нас из виду. Когда мы причаливали, шлюпок и в самом деле уже не было видно. Выскочив на берег, я помчался во весь дух, подложив под шляпу для защиты от солнца шелковый платок и держа на взводе пару пистолетов.

Я не пробежал и сотни ярдов, когда заметил блокгауз. Он был выстроен на холме, с которого вниз сбегал чистый и прохладный ручей. В блокгаузе могли разместиться десятка два людей. В бревенчатых стенах были проделаны бойницы для стрельбы из ружей, а вокруг блокгауза находилось открытое пространство, обнесенное частоколом в шесть футов вышиной. Входа нигде не было видно. Перебраться через частокол можно было только с большим трудом, спрятаться за ним тоже было почти невозможно. Засев в блокгаузе, его гарнизон мог расстреливать атакующих, как куропаток, а при наличии солидного запаса пороха, пуль и провианта, мог выдержать осаду целого полка.

Мое внимание привлек ручей. У нас на «Эспаньоле» всего было вдоволь – оружия, амуниции и съестных припасов, но одно мы упустили из виду – пресную воду. Мои размышления внезапно прервал ужасный, скорее всего, предсмертный человеческий крик. Хоть мне не раз приходилось видеть убитых и раненых, поскольку я служил в войсках под командованием герцога Кемберлендского[26] и сам получил ранение под Фонтенуа, однако сердце мое горестно сжалось. «Это Джим Хокинс, – невольно подумал я. – Он погиб!»

Я тотчас принял решение и поспешно вернулся к берегу. Хантер, к счастью, оказался превосходным гребцом. Лодка понеслась как стрела, и мы скоро очутились на борту шхуны.

Друзья мои были потрясены. Сквайр сидел бледный как мел. Этот добряк с горечью думал о том, в какую пучину опасностей он вверг нас всех. Один из шести оставшихся матросов, похоже, тоже чувствовал себя неважно.

– Парень, должно быть, еще новичок в таких делах, – заметил капитан Смоллетт, кивнув в его сторону. – Он чуть не упал в обморок, заслышав этот крик. Еще немного, и он будет наш!

Я изложил свой план капитану, и мы принялись обсуждать подробности.