Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

– Ты понимаешь, что говоришь? Что никогда не примешь моего влечения к тебе, никогда не примешь того, что я хочу тебя, как когда-то хотела другого?

– Это правда, – ответил он, понизив голос.

Она резко, почти грубо отпрянула от него, поднялась на ноги, взглянула сверху вниз с легкой улыбкой и сказала мягко:

– Знаешь, в чем твоя главная беда? Имея огромные возможности, ты так и не научился наслаждению. Ты всегда слишком категорично отказывал себе в удовольствиях. Ты хотел слишком многое вытерпеть.

– Он тоже так говорил.

– Кто?

– Франсиско д’Анкония.

Ему показалось, что это имя резануло ей слух, и она ответила на мгновение позже, чем он ожидал:

– Он тебе это сказал?

– Вообще-то мы говорили совсем о другом.

Через мгновение она спокойно заметила:

– Я видела, что ты с ним разговаривал. Кто из вас кого оскорбил на этот раз?

– Никто. Дагни, что ты о нем думаешь?

– Я думаю, что он специально устроил катастрофу, последствия которой мы все увидим завтра.

– Я знаю. И все-таки, что ты думаешь о нем как о человеке?

– Не знаю. Я должна думать, что он – самый развращенный человек из всех, кого я встречала.

– Ты должна думать? Но не думаешь?

– Нет. Не могу заставить себя в это поверить.

Риарден улыбнулся.

– Я тоже знаю эту его странность. Я знаю, что он лжец, бездельник, дешевый плейбой, самый порочный и безответственный человек, какого только можно вообразить. И все же, когда я смотрю на него, я чувствую, что он – единственный, кому я доверил бы свою жизнь.

Она ахнула.

– Хэнк, ты хочешь сказать, он тебе нравится?

– Я не знал, что это значит, когда нравится мужчина, не знал, как сильно мне этого не хватало, пока не встретил его.

– Господи, Хэнк, да ты влюбился в него!

– Да, наверное, – улыбнулся Риарден. – Почему это тебя пугает?

– Потому что… потому что я думаю, он причинит тебе боль каким-нибудь ужасным способом… и чем чаще ты будешь видеть его, тем будет хуже… тебе потребуется много времени, чтобы пережить все это, если, конечно, вообще что-то случится… Я чувствую, что должна предостеречь тебя, но не могу, ведь я и сама ни в чем не уверена, когда речь идет о нем, даже в том, кто он на самом деле – самый великий или самый низкий человек на земле.

– Я не уверен ни в чем, кроме того, что он мне симпатичен.

– Но подумай о том, что он натворил. Он причинил боль не Джиму и Бойлю, он ранил тебя, меня, Кена Данаггера и всех остальных, потому что банда Джима запросто свалит все на нас, а это будет еще одно бедствие, похожее на пожар Уайэтта.

– Да… да, как пожар Уайэтта. Но знаешь, кажется, меня это не очень волнует. Еще одно несчастье? Все летит в тартарары, теперь это только вопрос времени – чуть раньше, чуть позже… Нам осталось только одно: стараться удержать судно на плаву как можно дольше, а потом кануть на дно вместе с ним.

– Так он этим извиняет свое поведение? Он хотел заставить тебя так думать?

– Нет. О нет! Когда я говорил с ним, у меня возникло странное чувство.

– Какое?

– Надежда.

Она кивнула, удивляясь, что чувствует то же, что и Хэнк.

– Не знаю, почему, – продолжал он, – но я смотрел на людей и видел, что в них нет ничего, кроме боли. Во всех, кроме Франсиско. Эта ужасная безнадежность вокруг нас исчезает только в его присутствии. И еще здесь. Больше нигде.

Она подошла и опустилась к его ногам, прижавшись лицом к коленям.

– Хэнк, у нас многое еще впереди… и так много есть сейчас…

Он посмотрел на пятно бледно-голубого шелка на фоне черноты его костюма, нагнулся и негромко сказал:

– Дагни… то, что я сказал тебе в то утро в доме Эллиса Уайэтта… Я лгал себе.

– Я знаю.

* * *