Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

– Развод? – она холодно рассмеялась. – Не думаешь ли ты, что улизнешь так просто? Думаешь отделаться несколькими из твоих миллионов, швырнув их мне в качестве алиментов? Ты слишком привык получать все на свете за свои доллары и не можешь постигнуть простую вещь: не все продается, не все покупается, не все может быть предметом торговли. Ты не способен поверить, что существует человек, не зависящий от денег, не можешь себе представить, что это значит. Ничего, думаю, ты этому научишься. Разумеется, ты согласишься с некоторыми моими требованиями. Я хочу, чтобы ты сидел в офисе, предмете твоей гордости, на своем драгоценном литейном производстве, и изображал героя, который работает по восемнадцать часов в сутки, гиганта индустрии, двигающего вперед целую страну, гения, вознесшегося над стадом скулящих, лгущих, ворующих людишек. Еще я хочу, чтобы ты приходил домой, где тебя будет ждать некая особа, единственная из всех, знающая истинную цену тебе и твоим словам, твоей гордости, твоей честности, твоей хваленой самооценке. Я хочу, чтобы ты, в своем собственном доме, видел ту, кто презирает тебя, и имеет на это право. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда строишь очередную печь или разливаешь очередное рекордное количество стали, или слушаешь аплодисменты и восхваления, когда гордишься собой, когда чувствуешь себя чистым, когда упиваешься собственным величием. Хочу, чтобы ты видел меня, когда слышишь о несправедливом лишении собственности, негодуешь по поводу человеческой испорченности и сочувствуешь тем, кто стал жертвой мошенничества или нового вымогательства со стороны правительства – видел и понимал, что ты ничем не лучше, что никого не превзошел, что не имеешь права никого осуждать. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня и помнил, какая судьба ожидает человека, пытавшегося построить башню до неба, или долететь до Солнца на крыльях из воска, человека, который мнил себя совершенством!

Словно сторонний наблюдатель, Риарден хладнокровно отметил мелькнувшую мысль, причем весьма любопытную: в ее системе наказания есть прореха, некое несоответствие понятий – просчет, который разрушит всю схему, стоит только его обнаружить. Он не стал пытаться отыскать его. С удовлетворением зафиксировав для себя этот факт, он попытался заглянуть в отдаленное будущее. Теперь там не осталось ничего, чего стоило ожидать и к чему стремиться.

Его разум оставался практически безучастным, лишь пытался противопоставить последние остатки чувства справедливости невообразимому наплыву отвращения, лишившего Лилиан человеческого облика. Если она отвратительна, думал он, так это я сам довел ее до этого. Так она борется с болью, никто не может диктовать людям форму, в которой они должны переносить страдания, никто не может их упрекать, и меньше всего он, Риарден, тот, кто вызвал эти страдания. Но в поведении самой Лилиан он не замечал свидетельств какой-либо боли. Возможно, внешней неприглядностью она хочет прикрыть свое страдание, подумал он. И он честно старался преодолеть отвращение… Далось ему это не сразу.

Когда Лилиан замолчала, он спросил:

– Ты закончила?

– Да, кажется, закончила.

– Тогда тебе лучше поехать домой.

Когда он решил избавиться наконец от вечернего костюма, то почувствовал, что все мышцы болят, словно после долгого дня физического труда. Крахмальная сорочка намокла от пота.

Не осталось ни мыслей, ни чувств – ничего, кроме ощущения, что последние их осколки растворились, и осталось только громадное облегчение от величайшей в жизни победы над собой: он позволил Лилиан покинуть свой номер живой.

* * *