Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

– Помните, что вы думали и чувствовали три года назад? Помните, что для вас значили ваши шахты? Помните «Таггерт Трансконтинентал» или «Риарден Стил»? Ради всего этого, ответьте мне, помогите мне понять!

– Я отвечу, что смогу.

– Вы решили отойти от дел? Оставить бизнес?

– Да.

– Он для вас теперь ничего не значит?

– Он значит для меня даже больше, чем прежде.

– И все же вы отказываетесь от него?

– Да.

– Почему?

– На этот вопрос я не отвечу.

– Вы не мыслили себя без своей работы, уважали труд, презирали любые проявления несобранности, пассивности и бездеятельности, а теперь отрекаетесь от жизни, которую так любили?

– Нет. Просто я понял, наконец, как сильно ее люблю.

– Но вы хотите жить без цели, без работы?

– Что заставляет вас так думать?

– Вы решили заняться угледобычей в другом месте?

– Нет, я буду занят не угледобычей.

– Тогда чем вы займетесь?

– Пока не решил.

– Куда вы направляетесь?

– Я не отвечу.

Она взяла минутную паузу, чтобы собраться с силами и сказать себе: не давай воли чувствам, не показывай ему своих эмоций, не позволяй им затуманить и оборвать последнюю соединяющую вас нить. Потом тем же бесстрастным голосом продолжила:

– Понимаете ли вы, что ваш уход от дел означает для Хэнка Риардена, для меня, для всех, кого вы оставите?

– Да. Сейчас я понимаю это даже лучше, чем вы.

– И это для вас ничего не значит?

– Это значит для меня больше, чем вы можете понять.

– Тогда почему вы дезертируете?

– Вы не поверите мне, поэтому я не стану объяснять, что отнюдь не дезертирую.

– Нам будет страшно трудно, и вы равнодушны к тому, что увидите, как нас порвут на части мародеры?

– Не будьте в этом так уверены.

– В чем? В вашем безразличии или в нашем уничтожении?

– И в том и в другом.

– Но вы знаете… то есть знали об этом еще сегодня утром, что это смертельная битва, и что именно мы: вы, я и Риарден, – противостоим мародерам.

– Если я скажу, что знаю это, а вы нет, то вы решите, будто я не понимаю, что говорю. Поэтому толкуйте мой ответ, как хотите.

– Вы не раскроете мне его смысл?

– Нет. Вы все поймете сами.

– Вы хотите отдать мир мародерам. Мы не хотим.

– Не будьте так уверены в том, что сказали.

Она в отчаянии замолчала. Странной казалась та простая манера, что появилась в его поведении. Он говорил совершенно естественно, и в тумане вопросов, оставшихся без ответа, и в трагической таинственности происходящего он создавал впечатление человека, для которого секретов больше не существует, и ничего недоговоренного попросту не осталось.

Но, глядя на Кена, она заметила первую трещинку в его благостной безмятежности: он явно боролся с какой-то своей мыслью и, поколебавшись, с усилием сказал:

– Кстати о Хэнке Риардене… Не могли бы вы оказать мне услугу?

– Разумеется.

– Скажите ему, что я… Понимаете, я никогда не заботился о людях, а он всегда был человеком, которого я уважал, но до сегодняшнего дня я не понимал, что мое чувство к нему… что он – единственный человек, который был мне дорог… Просто скажите ему об этом и о том, что я хотел бы… нет, это все… Возможно, он будет проклинать меня за уход… а может быть, и нет.

– Я скажу ему.

Услышав притупленный, скрытый отзвук боли в его голосе, Дагни почувствовала такую близость к Кену, что ей показался невозможным его поступок, и она предприняла последнюю попытку:

– Мистер Данаггер, если бы я попросила вас на коленях, если бы могла найти самые главные слова, которых сейчас не нахожу, могло бы… есть ли шанс остановить вас?

– Нет.

Спустя секунду, она спросила бесцветным голосом:

– Когда вы уходите?

– Сегодня вечером.

– Как вы поступите с… – она указала на холмы за окном, – …с «Данаггер Коул»? Кому оставите?