Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

Он посмотрел на жену. В эту минуту она разрезала сливовый пудинг, охваченный синим пламенем на серебряном блюде. Отсветы огня плясали на ее лице и смеющихся губах, она погружала серебряный нож в пламя умелым, грациозным движением руки. На плече ее черного бархатного платья в свете свечей поблескивали металлические листья красного, золотого и коричневого оттенков осени.

Он не мог избавиться от впечатления, которое преследовало его уже три месяца, что ее месть – не форма отчаяния, как ему вначале представлялось. Ему казалось диким, что, судя по всему, Лилиан наслаждается своей местью. В ее поведении не было ни следа страдания. Казалось, она купалась в новом для себя чувстве уверенности. Она словно впервые чувствовала себя дома. Несмотря на то, что все в доме было подчинено ее вкусу и выбору, раньше она всегда вела себя как надежный, умелый и деловой менеджер высококлассного отеля, с горькой улыбкой относящийся к своему подчиненному положению относительно владельцев заведения. Сейчас улыбка осталась, а горечи – как не бывало. Она не поправилась, но все ее черты утеряли некую присущую им прежде жесткость, утонувшую в размягченной удовлетворенности. Даже голос словно стал мягче.

Он не слушал, что она говорила. Лилиан смеялась в последних всполохах голубых огней, а он все думал: знает ли она? Он был уверен, что раскрыл секрет посерьезнее, чем проблема его брака, что ухватил самую суть той политики, что процветала вокруг. Но признать человека способным на такое означало вынести ему окончательный приговор, и он понимал, что не поверит в это до тех пор, пока остается хоть малейшее сомнение.

«Нет, – думал он, глядя на Лилиан в последнем порыве благородства, – все, конечно же, не так. Во имя всей ее гордости и доброты, во имя тех моментов, когда видел на ее лице улыбку человеческой радости, во имя мимолетной тени любви, которую когда-то испытывал к ней, я не вынесу ей приговор в том, что она – абсолютное зло».

Дворецкий поставил перед ним тарелку с пудингом, и Риарден услышал голос Лилиан:

– Генри, где ты был последние пять минут или последние сто лет? Ты мне не ответил. Ты не слышал ни слова из того, о чем я говорила.

– Слышал, – спокойно ответил он. – Я не понимаю, чего ты добиваешься.

– Что за вопрос! – воскликнула мать. – Она пытается спасти тебя от тюрьмы, вот чего она добивается.

«Возможно, это правда, – подумал Риарден. – Из детской трусости она могла решиться защитить его, а потом сломить, добившись его безопасности ценой компромисса. Возможно…» – убеждал он себя, но никак не мог в это поверить.

– Ты никогда не пользовался популярностью, – продолжала Лилиан, – и речь не только о последнем случае. Виной всему твоя непреклонность, несговорчивость. Люди, которые будут вести процесс, знают, о чем ты думаешь. Поэтому они и набросились на тебя за то, что другому бы простили.

– Нет, полагаю, они не знают, о чем я думаю. Но завтра я им это сообщу.

– Если ты не скажешь, что сдаешься и готов к сотрудничеству, шансов у тебя не будет. С тобой слишком трудно иметь дело.

– Нет, со мной все слишком просто.

– Но если они посадят тебя в тюрьму, – заволновалась мать, – что станет с твоей семьей? Об этом ты подумал?

– Нет, не подумал.

– Ты подумал о позоре, который навлечешь на нас?

– Мама, ты понимаешь суть происходящего?

– Нет, не понимаю и понимать не хочу. Это все грязный бизнес и грязная политика. Бизнес – всегда грязная политика, а политика – всегда грязный бизнес. Я никогда не хотела в этом разбираться. Мне все равно, кто прав, кто виноват, но я всегда считала, что человек в первую очередь должен думать о своей семье. Ты понимаешь, что это будет означать для нас?

– Нет, мама, не понимаю и понимать не хочу.

Пораженная мать молча уставилась на него.