Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

Автомобиль рванулся вперед. Красные огоньки задних фонарей устремились вниз по дороге. Даннескьолд посмотрел им вслед, потом на правую руку Риардена. И тот неожиданно для себя понял, что, стоя лицом к полицейским, сжимал в кармане пистолет, каждую минуту готовый пустить его в ход.

Разжав пальцы, он поспешно вытащил руку из кармана. Даннескьолд молча улыбнулся. Он просто сиял весельем и молодой радостью жизни.

Хотя эти двое были совершенно не похожи, улыбка напомнила Риардену Франсиско д’Анкония.

– Вы не солгали, – проговорил Рагнар Даннескьолд. – Я действительно ваш телохранитель и многократно заслужил право быть им, хоть вы об этом пока не знаете. Благодарю, мистер Риарден, и до свидания. Мы встретимся снова скорее, чем я смел надеяться.

Прежде чем Риарден успел ответить, Даннескьолд скрылся за каменной оградой, так же мгновенно и беззвучно, как появился. Когда Риарден обернулся, чтобы посмотреть по сторонам, его уже и след простыл – он словно растворился в потемках.

На краю пустынной дороги Риардена охватило чувство одиночества, беспросветнее прежнего. У своих ног он увидел предмет, завернутый в мешковину; один уголок его высунулся, блестя в лунном свете, словно прядь волос пирата. Он наклонился, подобрал слиток и пошел дальше.

* * *

Кип Чалмерс выругался, пролив коктейль при резком рывке поезда. Он угодил локтем в лужицу на столе и проворчал:

– Черт бы побрал эти железные дороги! Что там случилось с рельсами? Платя такие деньги, ожидаешь взамен хоть каких-то усилий, чтобы нас не трясло, как фермера в телеге!

Его компаньоны не потрудились ответить. Было уже поздно, и они оставались в вагоне-салоне только потому, что перебираться в свои купе потребовало бы усилий. Огни в салоне напоминали слабые просветы в густом сигаретном дыму, приправленном запахом алкоголя. Чалмерсу удалось добиться отдельного вагона-салона, который прицепили в самом конце «Кометы», и на поворотах между горными кручами его мотало, как хвост рассерженного кота.

– Я подумываю начать кампанию по национализации железных дорог, – заявил Кип Чалмерс, яростно воззрившись на неприметного серого человечка, смотревшего на него без интереса. – Она будет моей предвыборной платформой. Мне нужна своя платформа. Мне не нравится Джим Таггерт. Похож на недоваренного моллюска. К черту железные дороги! Пора прибрать их к рукам.

– Ступай в постель, – велел ему человечек, – если хочешь завтра на съезде быть в форме.

– Думаешь, мы их победим?

– Ты должен это сделать.

– Знаю, что должен. Но боюсь, мы не попадем туда вовремя. Эта чертова сверхскоростная улитка опаздывает на несколько часов.

– Ты должен туда попасть, Кип, – зловеще повторил человечек с тупой монотонностью, словно подводя итог.

– Черт побери, думаешь, я сам не знаю?

У Кипа Чалмерса были светлые кудрявые волосы и бесформенный рот. Кип – выходец из не слишком богатой, не слишком знатной семьи, презрительно фыркал на богатство и знатность в циничной манере, которую может себе позволить только верхушка аристократии. Он окончил колледж, специализировавшийся на выведении такого типа людей. Колледж научил его: цель любой идеи – одурачить тех, кто недостаточно умен, чтобы думать. Он проделал свой путь до Вашингтона с изяществом вора-форточника, перебираясь из отдела в отдел, словно с уступа на уступ, вверх по горной круче. Он достиг уровня полувласти, но его манеры обманывали многих, вот он и прослыл фигурой масштаба Уэсли Моуча.