Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

– Мне не Эдди сказал об этом.

– Я не хотела, чтобы меня нашли.

Франсиско медленно огляделся; она заметила, как его взгляд задержался на восстановленной ею тропе, приведенных в порядок цветах, на свежей дранке кровли. Он хмыкнул, как будто все понял, и это его ранило.

– Нельзя было оставлять тебя здесь на целый месяц, – объявил он. – Господи, нельзя! Это мой промах, и я не хотел так ошибиться. Но мне казалось, ты не готова бросить все. Если бы я знал, то следил бы за тобой днем и ночью.

– Правда? Для чего?

– Чтобы разделить с тобой, – он указал на дело ее рук, – все это.

– Франсиско, – изменившимся голосом произнесла Дагни, – если тебя волнует перенесенная мной пытка, то ты должен знать, что я не желаю слышать, как ты об этом говоришь, потому что… – Дагни замолкла. Она никогда ему не жаловалась, ни разу за все эти годы. Совладав с голосом, она закончила: – Просто не хочу об этом слышать.

– Потому что я – единственный человек, который не имеет права говорить об этом? Дагни, ты думаешь, что я не знаю, как много боли я тебе причинил? Я расскажу тебе о тех годах, когда я… Но это все позади. О, дорогая, все позади!

– Утром.

– Но все кончено, дорогая! Все позади!

– Вот как?

– Прости, я не должен говорить так до тех пор, пока ты сама не скажешь, – пробормотал Франсиско изменившимся голосом. Счастье переполняло его, бороться с ним было выше его сил.

– Ты рад тому, что я потеряла все, ради чего жила? Хорошо, я скажу сама, если ты пришел, чтобы это услышать: ты – первый, кого я потеряла. Тебя забавляет, что теперь я утратила все остальное?

Франсиско пристально всматривался в Дагни, от усилий его глаза сузились, словно угрожая, и она поняла, что не имела права на слово «забавляет» по отношению к прошедшим годам.

– Ты действительно так думаешь? – глухо спросил он.

– Нет… – прошептала она.

– Дагни, мы не можем потерять то, ради чего живем. Иногда нам приходится изменять форму смысла жизни, и, порой, мы можем совершить ошибку, но смысл остается прежним, а менять его форму – наше право.

– Я твердила это себе целый месяц. Но мне отрезан путь к цели, неважно, какова она.

Франсиско не ответил. Он присел на валун у порога, глядя на Дагни так пристально, словно боялся упустить малейшую тень, промелькнувшую на ее лице.

– Что ты сегодня думаешь о тех людях, что ушли от дел и исчезли? – спросил он.

С беспомощной, грустной улыбкой Дагни пожала плечами и присела рядом с ним на камень.

– Знаешь, я думала, что за ними приходит какой-то разрушитель и принуждает их скрыться. Но теперь я полагаю, что его не существует. За последний месяц случались минуты, когда мне почти хотелось, чтобы он пришел и за мной. Но никто не пришел.

– Никто?

– Никто. Я думала, что он сообщает людям некую неопровержимую, но непознанную ими истину, которая заставляет их предавать все, что они любили. Но в этом нет нужды. Я понимаю, что они чувствовали. И больше не виню их. Вот только не могу понять, как они могли научиться жить после ухода, если только они еще живы.

– Ты считаешь, что предала «Таггерт Трансконтинентал»?

– Нет. Я… я чувствую, что предала бы ее, оставшись на рабочем месте.

– Верно.

– Если бы я согласилась служить мародерам, то… то предала бы Нэта Таггерта. Этого я сделать не могла. Не могла допустить, чтобы его и мое достижение, в конце концов, завершилось тем, что попало в руки мародеров. Не такой была наша цель.

– И ты называешь это безразличием? Ты считаешь, что теперь любишь свою железную дорогу меньше, чем месяц назад?

– Я отдала бы жизнь за один год на железной дороге… Но не могу туда вернуться.

– Тогда ты знаешь, что чувствовали все, кто ушел, и что они любили, когда уходили.

– Франсиско, – наклонив голову и не глядя на него, спросила Дагни, – почему ты спросил, не сдалась бы я двенадцать лет назад?