Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

Он смотрел на нее так, словно присутствие женщины в этом доме было для него чем-то невозможным. Выражение его лица менялось на глазах: сначала на нем мелькнуло удивление, будто он узнал ее, потом его озарила улыбка – отчасти веселая, отчасти торжественная.

– О, вы примкнули к нам?

– Нет, – сухо ответила Дагни. – Не примкнула. Я штрейкбрехер.

Мужчина снисходительно рассмеялся, словно взрослый над ребенком, лепет которого ему невнятен.

– Если б вы осознавали, что говорите, то поняли бы, что здесь это невозможно.

– Я взломала ворота. В буквальном смысле.

Мужчина поглядел на ее бинты, задумался на мгновение, потом взгляд его стал почти наглым, и он с откровенным любопытством спросил:

– Когда?

– Вчера.

– Каким образом?

– На самолете.

– С какой стати вы вздумали здесь летать?

У него была уверенная, властная манера аристократа или хулигана, выглядел он, как первый, а одет был, как второй. Дагни несколько секунд рассматривала его, умышленно затягивая паузу.

– Хотела приземлиться на доисторический мираж, – ответила она, – и приземлилась.

– Да, вы штрейкбрехер, – сказал он и усмехнулся, словно поняв суть проблемы. – А где Джон?

– Мистер Голт на электростанции. Должен вернуться с минуты на минуту.

Мужчина, не спрашивая разрешения, сел в кресло, словно у себя дома. Дагни молча вернулась к своей работе. Он наблюдал за ней, не скрывая улыбки, словно в том, как она раскладывает на кухне столовые приборы, было нечто парадоксальное.

– Что сказал Франсиско, увидев вас здесь? – спросил он.

Дагни резко повернулась к нему, но ответила спокойно:

– Его пока что здесь нет.

– Разве? – Мужчина казался удивленным. – Вы уверены?

– Мне так сказали.

Мужчина закурил сигарету. Дагни попыталась догадаться, какую профессию он избрал, любил и оставил, чтобы поселиться в этой долине. И не смогла: все казалось неподходящим; она поймала себя на нелепом предположении, что у него вообще не было профессии, потому что любая работа казалась слишком опасной для такой немыслимой красоты. Впрочем, эта мысль была совершенно целомудренной: она видела в нем не мужчину, а ожившее произведение искусства. И оно, казалось, подчеркивало бездушие внешнего мира, потому что такое совершенство подвергалось потрясениям, нервотрепкам, ударам, уготованным каждому любящему свою работу.

Но предположение ее казалось тем более нелепым, что в чертах его лица проглядывала такая суровость, какой не страшны никакие опасности.

– Нет, мисс Таггерт, – неожиданно сказал он, поймав ее взгляд, – раньше вы ни разу меня не видели.

Она быстро отвела взгляд, вдруг поняв, что откровенно его разглядывала.

– Откуда вы знаете, кто я?

– Во-первых, много раз видел в газетах ваши фотографии. Во-вторых, насколько нам известно, вы – единственная женщина, оставшаяся во внешнем мире, которой позволят остаться в Ущелье Голта. В-третьих, вы – единственная женщина, у которой хватило мужества – и расточительности – до сих пор оставаться штрейкбрехером.

– Откуда вы знаете, что я была штрейкбрехером?

– Во-первых, вы сами так сказали. А потом… иначе бы вы знали, что доисторический мираж вовсе не эта долина, а тот взгляд на жизнь, которого придерживается внешний мир.

Они услышали шум мотора, увидели остановившуюся перед домом машину. Дагни невольно отметила скорость, с какой нежданный гость при виде Голта вскочил на ноги; не будь это вызвано желанием как можно скорее с ним встретиться, походило бы на чисто армейское чинопочитание.

Дагни отметила, как замер Голт, когда вошел и увидел гостя. Затем он улыбнулся, но голос его был странно тихим, почти торжественным, словно в нем звучало невольное облегчение, когда он очень спокойно произнес:

– Здравствуй.

– Привет, Джон, – весело ответил гость.