Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

Фигурой, сутулившейся теперь на фоне неба на платформе ораторов, чуть ли не обвивающейся вокруг микрофона, говорящей скучающим, пренебрежительным тоном, был доктор Саймон Притчетт. Он объявлял, что новое изобретение – орудие социальной справедливости, гарантирующее общее процветание, и что каждый, сомневающийся в этом очевидном факте, – враг общества и должен получить по заслугам.

– Это изобретение – результат труда доктора Роберта Стэдлера, выдающегося приверженца свободы…

Доктор Феррис открыл портфель, достал несколько листов бумаги с аккуратно отпечатанным текстом и повернулся к доктору Стэдлеру.

– Вы должны стать кульминационным пунктом радиопередачи. Будете говорить последним, в конце часа, – протянул листы: – Вот речь, которую произнесете.

Его глаза сказали остальное: подбор слов был очень тщательным.

Доктор Стэдлер взял листы, но держал их кончиками вытянутых пальцев, словно клочок бумаги, который собирался выбросить.

– Я не просил вас быть составителем моих речей, – сказал он. Сарказм в его голосе дал доктору Феррису ключ к ответной реакции: сейчас не время для сарказма.

– Я не мог допустить, чтобы вы тратили свое драгоценное время на написание выступлений по радио, – сказал доктор Феррис. – и был уверен, что вы это оцените.

Он сказал это неискренне-вежливым тоном, как будто щадя достоинство нищего, которому бросил подачку.

Реакция собеседника обеспокоила его: доктор Стэдлер не ответил и не взглянул на рукопись.

– Отсутствие веры, – рычал на платформе тоном уличного задиры здоровенный оратор, – отсутствие веры – это единственное, чего надо бояться! Если будем верить в планы наших лидеров, тогда планы будут действовать, мы все получим процветание, покой, изобилие. Те, кто сомневается, подрывают наш дух и держат нас в нищете, в дефиците всего. Но мы не будем терпеть этого, мы должны защищать людей, и если кто-то из этих сомневающихся умников поднимет голову, поверьте, мы с ним разберемся!

– Было бы неразумно, – негромко заговорил доктор Феррис, – вызвать всеобщее негодование против Государственного научного института в такое взрывоопасное время. В стране много недовольства и беспорядков, и если люди неправильно поймут суть этого нового изобретения, возможно, они обратят свой гнев на ученых. Ученые никогда не были популярны у масс.

– Мир! – вещала в микрофон высокая, стройная женщина. – Это замечательное изобретение поможет сохранить мир. Оно защитит нас от агрессивных планов эгоистичных врагов, оно позволит нам дышать свободно и учиться любить своих собратьев. – У нее было костлявое лицо и злобная складка губ, приобретенная на вечеринках с коктейлями; она была в голубом, ниспадающем свободными складками платье, напоминающем концертное одеяние арфистки. – В нем вполне можно видеть чудо, которое считалось невозможным в истории, – мечту веков, окончательный синтез науки и любви!

Доктор Стэдлер поглядел на лица людей на трибунах. Все сидели тихо, все слушали, но в глазах было выражение подавленности, страха, грозившего стать постоянным, выражение живой раны, подернутой пленкой заразы. Они понимали так же, как и он, что были мишенями бесформенных раструбов, торчащих из купола дома-гриба, и ему стало любопытно, каким образом теперь они отключают свой разум, избегая думать об этом. Он понимал: те слова, что они жаждут услышать и поверить в них, это цепи, которые будут удерживать их так же, как коз, в радиусе действия этих раструбов. Им очень хотелось поверить; он видел, как сжимаются их губы, видел недоверчивые взгляды, бросаемые на соседей, словно угрожавшим им ужасом был не звуковой луч, а люди, которые заставят их признать в нем ужас. Глаза их затуманивались, но остающееся выражение раны воспринималось как крик о помощи.