Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

«Важно ли, – думала Дагни, глядя на карту, – какую часть трупа пожрут черви, которые кормятся сами или те, что дают пищу другим червям? Пока плоть служит пищей, не все ли равно, чьи желудки она наполняет?» Невозможно было понять, какой урон нанесли гуманисты, а какой – откровенные гангстеры. Оставалось неясным, какие хищения подсказаны страстью к благотворительности Лоусона, а какие – ненасытностью Каффи Мейгса, понять, какие города уничтожены для прокормления других, находившихся на неделю ближе к черте голода, а какие – чтобы обеспечить яхтами торговцев протекциями. Не все ли равно? И те и другие были одинаковы и по сути своей, и по духу; и те и другие нуждались, а нужда была единственным правом на собственность; и те и другие действовали в полном соответствии с одним и тем же моральным кодексом. И те и другие считали принесение в жертву людей правильным. Невозможно было понять, кто – каннибалы, а кто – жертвы. Города, в которых как должное принимали одежду и топливо, отобранные у соседей на востоке, через неделю обнаруживали, что у них конфискуют зерно, чтобы накормить соседей на западе. Так осуществлялась и доводилась до совершенства вековая мечта: люди стали служить потребности как высшему принципу, как первому долгу, как критерию ценности; люди стали видеть в ней что-то более священное, чем право и жизнь. Людей сталкивали в яму, где каждый кричал, что человек – сторож брату своему, пожирал соседа и становился пищей другого соседа; каждый провозглашал праведность незаработанного и удивлялся, кто же это сдирает кожу с его спины.

«На что они теперь могут жаловаться? – прозвучал в сознании Дагни голос Хью Экстона. – На то, что Вселенная иррациональна? Но так ли это?»

Она смотрела на карту; взгляд ее был бесстрастным, серьезным, словно любые эмоции были недопустимы при созерцании этой потрясающей силы логики. Она видела – в хаосе гибнущего континента – математически точное осуществление всех идей, которые владели людьми. Они не хотели знать, что это именно то, к чему они стремились, не хотели видеть, что у них есть возможность желать, но нет возможности грабить, и они полностью добились исполнения своих желаний. «Что они думают теперь, эти поборники потребности и любители жалости? – думала Дагни. – На что рассчитывают? Те, кто некогда, глупо улыбаясь, говорили: «Я не хочу разорять богатых, я хочу лишь забрать немного от их избытка, чтобы помочь бедным, самую малость, богатые этого даже не заметят!», потом рычали: «Из магнатов можно жать деньгу, они накопили столько, что хватит на три поколения», затем кричали: «Почему люди должны страдать, когда у бизнесменов есть запасы на целый год?», а теперь вопили: «Почему мы должны голодать, когда у некоторых есть запасы на неделю?» На что они рассчитывают?» – думала она.

– Ты должна что-то сделать! – выкрикнул Джеймс Таггерт.

Дагни повернулась к нему.

– Я?

– Это твоя работа, твоя сфера, твой долг!

– Что значит «мой долг»?

– Работать. Делать.

– Делать… что?

– Откуда мне знать? Это твой особый талант. Ты же у нас так изобретательна.

Дагни удивленно взглянула на него: его слова звучали совершенно неуместно. Она поднялась.

– Это все, Джим?

– Нет! Нет! Я хочу все обсудить!

– Начинай.

– Но ты ничего не сказала!

– Ты тоже.

– Но… я веду речь о том, что есть практические проблемы, которые нужно решать… К примеру, куда девались со склада в Питтсбурге полученные по последней разнарядке рельсы?

– Каффи Мейгс украл их и продал.

– Докажи! – рявкнул Джим.

– А что, твои друзья оставляют нам возможность что-то доказать?

– Тогда не говори об этом, не теоретизируй, нужно иметь дело с фактами! Такими, какие они есть на сегодняшний день… То есть нужно быть реалистичными и придумать какое-то практическое средство защищать наши интересы при существующих условиях, а не по недоказуемым предположениям, которые…