Владычица Озера - Анджей Сапковский (1999)

— А! — махнул рукой Шелдон Скаггс. — Что болтать попусту? Цирилла, Эмгыр, предназначение… Далекие это дела… А вот дело поближе, господа, так это, значит, Мэнно Коегоорн и Группа Армий «Центр».

— Угу, — вздохнул Золтан Хивай. — Что-то сдается мне, не обойдет нас тяжкая баталия. Может, самая крупная, какую знает история.

— Многое, — пробурчал Деннис Кранмер, — да, многое она решит…

— И еще больше — завершит.

— Все. — Ярре отрыгнул, прикрыв по обыкновению рот ладонью. — Все кончится.

Краснолюды какое-то время молча глядели на него.

— Не совсем, — наконец сказал Золтан Хивай, — я тебя понял, юноша. Не пожелаешь ли пояснить, что имел в виду?

— В княжеском совете, — неуверенно начал Ярре, — в Элландере, значит, говорили, что победа в этой гигантской войне важна потому, что… Что это великая война, которая положит конец всем войнам.

Шелдон Скаггс фыркнул и оплевал себе бороду пивом. Золтан Хивай зарычал во весь голос:

— Вы так думаете, господа?

Теперь пришел черед фыркнуть Деннису Кранмеру. Ярпен Зигрин хранил молчание, глядя на юношу внимательно и как бы соболезнующе.

— Сынок, — сказал он наконец очень серьезно. — Глянь. Вон там, у стойки, сидит Евангелина Парр. Она, надо признать, довольно велика. Да что там, даже огромна. Однако при всех своих размерах она, несомненно, отнюдь не такая курва, которая в состоянии перекурвить всех остальных курв.

***

Свернув в тесный безымянный переулок, Деннис Кранмер остановился.

— Должен тебя похвалить, Ярре, — сказал он. — Знаешь, за что?

— Нет.

— Не прикидывайся. Передо мной — не надо. Достойно похвалы то, что ты и глазом не моргнул, когда шел разговор о Цирилле. Еще более похвально, что даже рта не раскрыл… Ну, ну, не изображай из себя глупенького. Я много знаю о том, что творилось у Нэннеке за храмовыми стенами, можешь поверить, многое. А если тебе этого мало, то знай, что я слышал, какое имя тебе торговец на медальоне выписал. Так и держись дальше. — Краснолюд тактично сделал вид, будто не замечает румянца, выступившего на лице юноши. — Держись так и дальше, Ярре. И не только, когда речь идет о Цири… Ты на что пялишься?

На стене стоящего в конце улочки амбара красовалась начертанная известкой надпись: «ЗАНИМАЙСЯ ЛЮБОВЬЮ, А НЕ ВОЙНОЙ». А чуть ниже кто-то накарябал гораздо меньшими буквами: «СРИ КАЖДОЕ УТРО».

— Ты лучше в другую сторону гляди, дуралей, — бросил Деннис Кранмер. — Только за чтение таких надписей можно здорово отхватить, а ежели что не вовремя ляпнешь, проучат тебя у столба, кровавую кожу с хребта сдерут. Здесь суд скорый! Очень даже скорый!

— Я видел, — проворчал Ярре, — сапожника в кандалах. Якобы за сеяние дефетизма.

— Это «сеяние», — серьезно сказал краснолюд, потянув паренька за рукав, — скорее всего состояло в том, что, провожая сына в армию, он плакал, вместо того чтобы выкрикивать патриотические лозунги. За более серьезные «посевы» тут карают иначе. Пошли покажу.

Они вышли на небольшую площадь. Ярре попятился, зажав руками нос и рот. На огромной каменной шибенице висело несколько трупов. Некоторые — судя по виду и запаху — висели уже давно.

— Вон тот, — указал Деннис, отгоняя мух, — малевал на стенах и заборах глупые надписи. Тот — утверждал, что война — дело господ и рекрутированные нильфгаардские кметы ему не враги. Третий по пьянке рассказывал такой вот анекдот: «Что есть пика? Это оружие вельмож, палка, у которой на каждом конце — бедняк». А вон там, на самом краю, видишь бабу? Это бордельмаман из армейского борделя на колесах, который она украсила надписью: «Тыкай, солдат, сегодня, потому как завтра уже можешь не суметь».

— И только за это…

— Кроме того, у одной из девочек оказался триппер. А это уже параграф о диверсии и умышленном снижении боеспособности.