Владычица Озера - Анджей Сапковский (1999)

«Чародейки, — думал Дийкстра. — Все это фокусы чародеек. Ну и пусть. Видать, писано было, что Цири станет королевой Цинтры, женой Эмгыра и императрицей Нильфгаарда. Видать, того хотело Предназначение. Судьба. Кисмет».[76]

«Пусть так оно и будет, — думала Трисс Меригольд. — Пусть так и останется. Все получилось лучше некуда. Теперь Цири будет в безопасности. О ней забудут. Позволят ей жить».

Портрет наконец занял положенное место. Слуги забрали лестницы. Унесли.

Во втором ряду потемневших и несколько запыленных изображений владык Цинтры, за коллекцией Кербинов и Корамов, за Корбеттом, Дагорадом и Рёгнером, за гордой Калантэ, за меланхолической Паветтой, висел портрет последний. На нем была изображена милостиво властвующая ныне королева. Наследница трона и королевской крови.

Портрет худощавой девушки со светлыми волосами и грустным взглядом. Одетой в белое платье с зелеными рукавами.

Портрет Цириллы Фионы Элен Рианнон.

Королевы Цинтры и императрицы Нильфгаарда.

«Предназначение», — думала Филиппа Эйльхарт, чувствуя на себе взгляд Дийкстры.

«Бедное дитя, — думал Дийкстра, глядя на портрет. — Небось думает, что пришел конец ее горестям и невзгодам. Бедное дитя».

Колокола Цинтры звонили, распугивая чаек.

***

— Вскоре после завершения переговоров и подписания цинтрийского мира, — продолжал свое повествование пилигрим, — в Новиграде устроили шумный многодневный праздник, фестиваль, венцом которого был многолюдный и торжественный парад войск. День, как пристало первому дню новой эпохи, был действительно прекрасный…

— Надо думать, — саркастически поинтересовался эльф, — ваша милость там были? На том параде?

— Правду-то сказать, я немного припозднился. — Пилигрим был явно из тех, кого сарказм не задевает. — День, как я сказал, был прекрасный. С рассвета обещал быть таким.

***

Васконье, комендант форта Дракенборг, до недавнего времени — заместитель коменданта по политчасти, нетерпеливо ударил нагайкой по голенищу.

— А ну, быстрее там, — подгонял он. — Другие ждут. После заключенного в Цинтре мирного договора у нас тут куча работы!

Палачи, накинув осужденным петли на шеи, отошли. Васконье снова хватанул нагайкой по голенищу.

— Если кому-то из вас есть что сказать, — бросил он сухо, — теперь для этого последняя возможность.

— Да здравствует свобода, — сказал Каирбр аэп Диаред.

— Суд был тенденциозным, — сказал Орестесо Коппа, мародер, грабитель и убийца.

— Поцелуйте меня в задницу, — сказал Роберт Пильх, дезертир.

— Передайте господину Дийкстре, что я сожалею, — сказал Ян Леннер, агент, осужденный за взяточничество и разбой.

— Я не хотел… Я действительно не хотел, — зарыдал, покачиваясь на березовом пеньке, Иштван Игалффи, бывший комендант форта, снятый с должности и поставленный перед трибуналом за деяния, которые допускал в отношении узниц.

Солнце, ослепительное, как расплавленное золото, взвилось над палисадом форта. Столбы шибеницы отбрасывали длинные тени. Над Дракенборгом вставал новый, прекрасный день.

Первый день новой эпохи.

Васконье ударил нагайкой по голенищу. Поднял и опустил руку.

Пеньки выбили из-под ног осужденных.

***

Все колокола Новиграда били, их глубокий и стонущий звон отражался от крыш и мансард купеческих домов, расплывался эхом по улочкам. Высоко взлетали шутихи и ракеты. Толпа ревела, орала, бросала цветы, подкидывала шапки, махала платочками, шарфами, флажками, да что там, даже штанами.

— Да здравствует Вольная Компания!

— Да здравствует!!!

— Да здравствуют кондотьеры!

Лоренцо Молля отдавал честь толпе, посылал поцелуи прелестным горожанкам.

— Если вознаграждать они будут так же щедро, как приветствуют, — перекричал он всеобщий гомон, — то мы — богачи!

— Жаль, — сказала, пересиливая спазм в горле, Джулия Абатемарко. — Жаль, Фронтин не дождался…