Владычица Озера - Анджей Сапковский (1999)

«Ну — орава, ну — шайка, — думал иерарх Хеммельфарт, дрожащей рукой благословляя марширующих бородатых коротышек. — Кого здесь приветствуют? Продажных наемников, непристойных краснолюдов! Что же это за странный набор? Кто, в конце концов, выиграл войну, они или мы? О боги, необходимо обратить на это внимание королей. Когда историки и писатели возьмутся за работу, надо будет подвергнуть их потуги цензуре. Наемники, ведьмаки, алчные разбойники, нелюди и всякие другие подозрительные элементы должны исчезнуть со страниц истории человечества. Их необходимо вычеркнуть, вымарать, стереть. Ни слова о них. Ни слова.

И ни слова о нем, — подумал иерарх, сжимая губы и глядя на Дийкстру, наблюдающего за парадом с явно утомленной миной.

Надо будет, — подумал иерарх, — дать королям совет относительно этого Дийкстры. Его существование — позор для порядочных людей.

Безбожник и прохвост. И пусть он исчезнет бесследно. И будет забыт».

***

«Не бывать этому, пурпурный лицемерный боров, — думала Филиппа Эйльхарт, запросто читая мысли иерарха. — Ты мечтаешь о том, чтобы управлять, диктовать и влиять? О том, чтобы решать? Не бывать этому. Решать ты можешь исключительно вопросы собственных геммороидных шишек, да и тут, в твоей собственной заднице, твои решения мало что будут значить. А Дийкстра останется. Пока будет мне нужен».

***

«Когда-нибудь ты ошибешься, — думал жрец Виллемер, глядя на блестящие карминовые губы Филиппы. — Когда-нибудь какая-нибудь из вас совершит ошибку. Вас погубит зазнайство, наглость и нахальство. Заговоры, которые вы плетете. Аморальность. Мерзопакостность и извращенность, которым вы предаетесь, которые составляют вашу жизнь. Все выйдет на явь, развеется смрад грехов ваших, когда вы совершите ошибку. Такая минута должна неминуемо наступить.

Даже если вы ошибки не совершите, отыщется способ обвинить вас. Постигнет человечество какое-нибудь несчастье, случится какое-нибудь поражение, придет какая-нибудь напасть: зараза либо эпидемия… И вот тогда-то вину свалят на вас. Вас обвинят в том, что вы не сумели несчастье предотвратить, не сумели ликвидировать его последствий.

И во всем виновны будете вы.

И тогда распалят костры».

***

Дряхлый полосатый кот, из-за масти прозванный людьми Рыжиком, умирал. Умирал чудовищно. Дергался, напрягался, царапал землю, его рвало кровью и слизью, сотрясали конвульсии. К тому же у него был кровавый понос. Он мяукал, хотя это было ниже его достоинства. Мяукал жалостно, тихо. Быстро слабел.

Рыжик знал, почему умирает. По крайней мере догадывался, что его убило.

Несколько дней назад в цинтрийский порт заглянул странный корабль, старый и очень грязный парусник, вконец запущенная рухлядь, почти разваливающийся остов. «Катриона» — гласила едва проглядывающая надпись на носу парусника. Надписи этой Рыжик — естественно — прочитать не умел. Из странного плашкоута, воспользовавшись швартовкой, выползла на набережную крыса. Только одна. Вылинявшая, запаршивевшая, еле двигающаяся. У нее не было одного уха.

Рыжик загрыз крысу. Он был голоден, но инстинкт не позволил ему сожрать эту мерзость. Однако несколько блох, больших блестящих блох, которыми кишмя кишела шерсть грызуна, успели перебраться на Рыжика и угнездиться в его шубке.

— Что с ним?

— Не иначе — кто-то отравил. Или сглазил.

— Тьфу, какая мерзость! Ну и воняет, сволочь! Убери его с лестницы, женщина!

Рыжик напрягся и беззвучно раскрыл рот.

Он уже не чувствовал ни пинков, ни ударов метлы, которыми хозяйка благодарила его за то, что он одиннадцать лет ловил мышей. Выброшенный со двора, он умирал в пенящейся мылом и мочой канаве. Умирал, желая этим неблагодарным людям заболеть тоже. И страдать так, как страдает он.

Его пожеланию предстояло вскоре исполниться. Причем в гигантских масштабах. Воистину гигантских масштабах.