Фиби прикрыла рукой рот и нос и подошла к раковине. Среди окаменевших остатков оранжевых макарон с сыром были детские бутылочки и полупустые пакетики испорченной молочной смеси. У Фиби засосало под ложечкой. Она не могла вынести мысли о крошечном младенце, которого держали в таком месте, о котором заботилась женщина, едва способная позаботиться о самой себе. Фиби положила руку на живот и безмолвно пообещала: «Я сохраню тебя живым и здоровым. Я сделаю так, чтобы с тобой никогда не случилось ничего подобного. Ты будешь расти в чистом доме и есть здоровую, натуральную пищу, одобренную Сэмом».

– Сэм, – сказала Фиби и подняла одну бутылочку. – Младенец был здесь.

Сэм оглянулся и мрачно кивнул. Она уронила бутылочку в раковину и последовала за ним в гостиную.

Обе комнаты были грязными и захламленными: пачки старой корреспонденции, книги и журналы на столе и на полу. Переполненные пепельницы. Некогда яркие и живописные туркменские ковры, покрывавшие мягкую мебель, были обшарпанными и запятнанными. Свет горел, но не было никаких признаков жизни.

– Хэйзел! – позвал Сэм. Никто не ответил.

– Сэм, когда ты был здесь последний раз? – спросила Фиби, глядя на очередную бутылку джина, стоявшую на столе, на этот раз опустошенную лишь наполовину. Вокруг нее расплывался кружок водного конденсата.

– В детстве. До того, как исчезла Лиза.

Лиза прошла за ними в гостиную и с широко распахнутыми глазами, судорожно стиснув кулаки, прислонилась спиной к стене.

– С тобой все в порядке? – спросила Фиби, но Лиза как будто не слышала ее.

Сэм поднялся по пестрой, коричнево-оранжевой ковровой дорожке, покрывавшей лестницу в гостиной. Стена была покрыта школьными фотографиями Эви. Там была первоклассница, пухлая и веснушчатая, улыбавшаяся в камеру. Потом пятиклассница с поблекшими веснушками; улыбка сменилась мрачной ухмылкой. На фотографии, сделанной в год окончания школы, она была высокой и сухопарой, с короткострижеными волосами и пронзительным взглядом.

Свет в коридоре был включен. Они прошли мимо репродукций в дешевых рамках и гипсового отпечатка руки Эви в семилетнем возрасте. Фиби положила сверху собственную руку, и пальцы вошли в желобки, оставленные пальцами Эви.

Где она сейчас?

Что произошло с девочками и женщинами из этой семьи?

Первая спальня, принадлежавшая Хэйзел, была пустой. На ночном столике рядом со стопкой журналов «Ридерз дайджест» стоял маленький телевизор. На полу валялась грязная одежда: ночная рубашка, выцветшие розовые трусы огромного размера с эластичными подвязками. Фиби отвела взгляд в сторону.

Сэм прошел по коридору во вторую спальню.

– Господи! – вскрикнул он. Фиби вбежала следом.

– Это комната Эви, – сказал Сэм.

Там была аккуратно заправленная двуспальная кровать. Рядом с кроватью стоял стол. Над ним висел плакат с картой таро «Повешенный».

Кожа Фиби стала холодной и влажной, как будто она вошла в пещеру.

– Знакомо? – спросил Сэм и указал на картинку. Там был изображен человек со связанными руками, подвешенный за ногу головой вниз; другая нога была согнута в колене.

– Это знак Тейло, – сказала Фиби, моментально узнавшая общие очертания повешенного тела.

На столе были разбросаны записные книжки. Сэм взял одну из них, перелистал страницы и нахмурился. Потом взял другой блокнот.

– Там полно записей, но я не могу расшифровать их. Похоже на твой цыплячий почерк, Би. – Сэм вопросительно посмотрел на нее.

– Дай посмотреть.

Сэм протянул блокнот, и она быстро просмотрела его.

– Многие люди пользуются собственной стенографией, – объяснила она. – Чтобы писать быстрее.

– А другие люди не могут прочитать написанное, – добавил Сэм.

– Да, она определенно пыталась сохранить свои записи в секрете, – сказала Фиби. – Но я прекрасно могу прочитать их.

– Правда?