Сумерки - Дмитрий Глуховский (2007)

…Шагах в тридцати за моей спиной в коконе света чернела странная фигура. На первый взгляд человеческая, она неприятно царапала глаз неестественными изгибами рук и ног, скрюченной осанкой, безвольно висящей головой. В то же время, в силуэте виделось что-то неуловимо узнаваемое…

Существо сделало шаг навстречу: резким движением задралось вверх колено, дёрнулся таз, и с какой-то необъяснимой воздушностью оно перенеслось на добрых полтора метра вперёд, окунувшись в тени. Оттуда, словно желая приободрить меня, оно кивнуло: голова порывисто откинулась назад и снова упала на грудь.

Я и сам хотел приблизиться к нему, но кашица тающего снега, тонко размазанная по чёрному асфальту, превратилась в настоящие зыбучие пески: ноги вязли в ней, отказываясь слушаться. Зловещая тёмная фигура была почти неподвижна — только чуть покачивалась, словно колеблемая ветром — и не проявляла никакой враждебности. Однако ужас, который я испытывал от одного взгляда на неё, не уступал тому, что мне пришлось пережить, когда я тягался с рвущимся в мой дом големом.

Рука создания, безжизненно висевшая вдоль туловища, вдруг взлетела вверх и, описав, полукруг, опять обмякла; движение это повторилось ещё, и ещё — пока я не понял, что оно манит меня к себе. Опустив глаза, я глубоко вдохнул, попробовав опустошить голову, и заставил себя сделать два десятка деревянных шагов вперёд.

Посмотрел на него вновь и, не выдержав, начал креститься: хотя моя душа и была заполнена взболтанной смесью из научного атеизма и майянских суеверий, руки сами собой принялись творить этот защитный знак; не иначе, как сказывалась пресловутая генетическая память.

Всё-таки это был человек.

Сквозь разодранную куртку я увидел чернеющую на груди кошмарную рану. Голова свисала вниз и набок, но когда я решился оторвать глаза от земли, она дёрнулась и приподнялась, встречая мой взгляд.

Это был Набатчиков, безнадёжно мёртвый, но непостижимым образом удерживающийся на ногах. Незрячие глаза оставались открытыми, но закатились под лоб; на губах и ноздрях запеклась кровавая пена. Одна из неловко вывернутых рук прижимала к боку злосчастный дерматиновый портфель. Колени бедного майора были чуть подогнуты, а всё тело грузно подалось вперёд — поза, противоречащая любым представлениям об устройстве опорно-двигательной системы человека. Поза, в которой невозможно устоять, если только не…

О боже…

То, что я принял вначале за серебристые переливы тумана, было поблескивающими в свете фонаря еле заметными нитями, уходившими от локтей, запястий, колен, пят, таза, плеч и темени мёртвого майора куда-то высоко вверх. На этих нитях и висело его выпотрошенное тело, они же и двигали его, будто огромную марионетку. Кем бы ни был чудовищный кукловод, он так и остался для меня инкогнито: посмотреть наверх я не осмелился.

В ужасе я отпрянул назад, но прежде чем успел сбежать, мертвец выбросил вперёд руку, и на асфальт шлёпнулся его портфель. Он отдавал мне его… Возвращал мне то, что было у меня отнято, как и обещала просунутая в дверь записка. Не за этим ли я сюда пришёл?

Набатчиков тактично сделал шаг назад. Я, не переставая креститься, подобрал с асфальта портфель, и, поскользнувшись и чуть не упав в грязь, кинулся от этого проклятого места. Только удалившись от него шагов на двести, я замедлил ход и оглянулся. Несчастный майор стоял там же, где я его покинул, и каким-то необыкновенно живым движением печально махал мне вслед…

* * *