Мотылек - Анри Шаррьер (2014)

– Ты едва появился, а уже помышляешь о побеге!

– А что в этом плохого? Уж не думаете ли вы, что я с этим смирюсь! Наблюдают за вами строго?

– Днем не очень. Но на ночь выставляется специальная стража. Из-за нас.

– Сколько?

– Трое стражников.

– Как твоя нога?

– В порядке. Даже не хромаю.

– Вы всегда под запором?

– Нет, выпускают во двор погреться на солнышке. Два часа утром и три после полудня.

– Как к вам относятся заключенные колумбийцы?

– Есть несколько очень опасных типов, воры – те же убийцы.

В полдень нас вывели во двор. Мы с Клузио уединились, чтобы поговорить. Но за мной прислали полицейского, который отвел меня в тот же кабинет, в котором я побывал утром. Меня встретили начальник тюрьмы и его заместитель, уже знакомый мне. Начальник сидел на почетном месте. Очень темный цвет кожи, почти черный. Похож больше на негра, чем на индейца. Короткие курчавые волосы. Короткие усы над толстой губой. Резкие и злые складки у рта. Глаза черные и жесткие. Ему около пятидесяти. Ворот рубашки расстегнут, галстука нет. Слева на груди бело-зеленая лента – знак отличия за какие-то заслуги. Присутствовал и сапожник.

– Француз, ты находился в бегах семь месяцев, пока тебя снова не сцапали. Что ты делал это время?

– Был у индейцев гуахира.

– Не советую играть со мной в кошки-мышки, мы тебя быстро исправим.

– Я говорю правду.

– Никто с индейцами никогда не жил. Только за этот год они убили больше двадцати пяти пограничников береговой охраны.

– Нет, пограничников убили контрабандисты.

– Откуда ты знаешь?

– Я жил там семь месяцев, индейцы гуахира никогда не покидают свою территорию.

– Ну ладно, может, ты и прав. Где ты украл тридцать шесть золотых монет по сто песо каждая?

– Они мои. Мне их дал вождь индейского племени, живущего у подножья гор, по имени Хусто.

– Как это у индейца может оказаться такое богатство? Да еще он отдал его тебе?

– Вот что, шеф, вы слышали что-нибудь о краже золотых монет в сто песо?

– Верно, не слышали. По донесениям такой кражи не было. Но это не значит, что мы не наведем справки.

– Наведите, это пойдет мне на пользу.

– Француз, за тобой серьезное преступление – побег из тюрьмы Риоачи. Еще более тяжкое преступление – ты помог бежать Антонио, на совести которого жизнь нескольких пограничников береговой охраны. Его ждал расстрел. Тебя разыскивают французские власти. Ты приговорен к пожизненной каторге за убийство. Ты опасный убийца, и я не позволю тебе находиться в одной камере со своими дружками, а то ты снова постараешься удрать. Слишком большой риск. Тебя посадят в карцер до отбытия в Барранкилью. Если будет установлено, что деньги не украдены, мы их тебе вернем.

Меня выдворили из кабинета и отправили вниз по лестнице, которая вела в подземелье. Отсчитал более двадцати пяти ступенек. Едва освещенный, мрачный, сырой коридор. По обе стороны клетки для узников. Одна из них открыта, меня туда и втолкнули. Как только за полицейскими закрылась дверь, на меня пахнуло гнилью и затхлостью от скользкого и грязного земляного пола. Меня стали окликать со всех сторон. В каждой клетке сидели один, двое или трое узников.

– Francés, Francés! Qué has hecho? Por qué estás aquí? (Француз, что ты сделал? За что тебя?) Ты знаешь, что это камеры для смертников?

– Да заткнитесь. Пусть он скажет, – послышался голос.

– Да, я француз. Бежал из тюрьмы Риоачи.

Мою тарабарщину по-испански поняли хорошо.

– Послушай, француз. Надо тебе кое-что сказать. У задней стены камеры – доска. На ней можно лежать. Справа найдешь жестяную банку с водой. Не очень расходуй: дают только немного утром, а просить больше нельзя. Слева – параша. Накрой ее курткой, чтобы меньше воняло. Куртка тебе не нужна – и так жарко. Мы все тут накрываем параши своим тряпьем.