Мотылек - Анри Шаррьер (2014)

На клочке бумаги, который был вложен в записку, я написал: «Спасибо за все. Силенок хватает. Благодаря вам надеюсь выйти таким же через год. Дайте знать, если сможете, о Клузио и Матюрете». А вот уже уборщик скребется в мою дверь. Я быстро просунул записку в щель, и она тут же исчезла. Весь этот день и часть вечера я стоял твердо на ногах, во всеоружии, готовый сражаться – в общем, был таким, каким я сам себя настраивал быть всегда. Через год меня ушлют на один из островов. Руаяль или Сен-Жозеф? Наговорюсь от души, накурюсь до чертиков и сразу за дело: бежать, бежать!

На следующий день я разменял первый из оставшихся трехсот шестидесяти пяти. Я был счастлив. Восемь месяцев все шло хорошо, но на девятый случилась беда. Утром при опорожнении параш человека, принесшего мне кокосовый орех, застукали. Взяли, что называется, с поличным. Он уже вдвигал горшок в мою камеру, а в нем орех и пять сигарет.

Инцидент был настолько серьезен, что даже на несколько минут забыли о правиле соблюдать тишину. Было слышно, как избивали несчастного. Раздался крик смертельно раненного человека. Распахнулось окошко, и искаженная от ярости морда стражника злобно проорала:

– Погоди, ты еще за все заплатишь!

– В любое время, пидер, – ответил я, готовый взорваться от того, как обходились с несчастным малым.

Это произошло в семь утра. И только в одиннадцать ко мне заявилась целая ватага подонков во главе с заместителем начальника тюрьмы. Они распахнули дверь, которая захлопнулась за мной двадцать месяцев назад и ни разу с тех пор не открывалась. Я стоял у задней стены камеры, сжимая в руке кружку. Приготовился к защите. Решил бить больно и серьезно по двум причинам: первая – чтобы стражники не избили меня безнаказанно и не уволокли избитого, вторая – побыстрее уйти в состояние нокаута. Ничего подобного не случилось.

– Заключенный, на выход.

– Вы хотите избить меня в коридоре, накинувшись со всех сторон? Делайте это здесь, мне будет легче защищаться. Первому, кто меня тронет, разобью морду в кровь.

– Никто не собирается бить вас, Шарьер.

– Кто может поручиться?

– Я, заместитель начальника тюрьмы.

– Вам можно доверять?

– Не оскорбляйте меня, это бесполезно. Слово чести, бить вас не будут. Я вам это обещаю. Выходите.

Я все еще сжимаю в руке кружку.

– Вы можете взять ее с собой, но она вам не понадобится.

– Ладно.

Я вышел из камеры и в сопровождении заместителя начальника тюрьмы и шестерых надзирателей двинулся вдоль по коридору. Едва ступил во двор, как закружилась голова, и глаза сами закрылись от кинжально-яркого света. Наконец понял, что нахожусь в небольшом здании, где нас принимали раньше. Там была еще дюжина стражников. Меня не втолкнули, а ввели в зал администрации. На полу, весь в крови, лежал человек и стонал. Часы на стене показывали одиннадцать. «Значит, пытали четыре часа», – подумал я. Начальник сидел за письменным столом, заместитель сел рядом.

– Шарьер, как долго вы получали пищу и сигареты?

– Должно быть, он вам уже сказал.

– Я спрашиваю вас.

– У меня провал памяти. Я не помню, что было вчера.

– Изволите шутить?

– Нет. Удивляюсь, разве это не записано в моем деле? Меня ударили по голове и отшибли память.

Начальник был настолько ошарашен моим ответом, что не нашел ничего лучшего, как сказать:

– Запросите Руаяль, имеется ли в досье подобная запись.

Пока звонили, он продолжал:

– Но вы помните, что вас зовут Шарьер?

– О да. – И скороговоркой, чтобы разыграть его еще больше, я выпалил, как автомат: – Зовут Шарьер. Родился в тысяча девятьсот шестом году в Ардеше. Приговорен к пожизненному заключению. Париж. Сена.

Глаза его округлились до размеров блюдца. Было видно, что я его потряс.

– Вы получали утром кофе и хлеб?

– Да.

– А вчера вечером какие овощи вам давали?

– Не знаю.