Мотылек - Анри Шаррьер (2014)

– Сначала Бебер Селье, а потом надзиратель Брюэ.

– Много болтаешь, – сказал багор. – Шагай! Можете опустить руки и поживей ножками.

Четыреста метров, отделявшие нас от административного здания, показались мне самой длинной дорогой за всю мою жизнь. Я был раздавлен. Предпринять столько усилий и попасться, как двум воробьям на мякине! Боже, как ты жесток ко мне!

Наш «поход» к зданию администрации вызвал всеобщее возбуждение. По пути к нам присоединялись другие надзиратели, а первый все еще не сводил с нас ствол винтовки. Когда мы подходили к зданию, за нами уже тянулся хвост из семи или восьми багров.

Коменданту уже обо всем доложили: араб дунул бегом впереди нас, как заправский скороход. Комендант встретил нас на ступеньках здания. С ним были Дега и пятеро главных надзирателей.

– Что случилось, месье Брюэ? – спросил комендант.

– А случилось то, что я поймал этих двоих на месте преступления. Они прятали плот – готовенький плот, как я полагаю.

– Что скажешь на это, Папийон?

– Ничего. Буду говорить на следствии.

– Отведите их в изолятор.

Меня посадили в камеру, окно которой, почти наглухо заколоченное, выходило на кабинет коменданта над входом в здание администрации. Камера темная, но с улицы доносились голоса, и было слышно, как разговаривают люди.

Дело раскручивалось быстро. В три – на нас надели наручники и вывели из изолятора. В большой комнате, куда нас привели, заседал некий суд: комендант, его заместитель, главный надзиратель. Дега сидел в стороне за маленьким столом, очевидно для ведения протокола допроса.

– Шарьер и Карбоньери, слушайте рапорт, поданный на вас месье Брюэ: «Я, Огюст Брюэ, старший инспектор, начальник строительных мастерских на островах Салю, обвиняю двоих заключенных, Шарьера и Карбоньери, в воровстве и использовании не по назначению казенных строительных материалов. Я обвиняю столяра Бурсе в соучастии в преступлении. Я также считаю Нарика и Кенье соучастниками преступления. И наконец, я заявляю, что застал Шарьера и Карбоньери на месте преступления при совершении акта осквернения могилы мадам Прива, которую они использовали в качестве потайного места для плота».

– Что скажете? – спросил комендант.

– Во-первых, Карбоньери не имеет к этому делу никакого отношения. Плот рассчитан только на одного человека. Я имею в виду себя. Я просто попросил его помочь оттащить маты с могилы, одному мне было не справиться. Следовательно, Карбоньери не может быть обвинен ни в воровстве казенных материалов, ни в использовании их не по назначению. Он также не может быть обвинен в соучастии в побеге, ибо побег как таковой не состоялся. А этому парню, Бурсе, я пригрозил, что убью, если не будет делать то, что сказано. Что касается Нарика и Кенье, то я едва их знаю. И к этому делу они ни пришей ни пристегни.

– Это не так. Мой информатор показывает другое, – сказал багор.

– Этот Бебер Селье, ваш стукач, может наговорить вам турусы на колесах, приплетя к этому делу совсем невинных людей. Как можно доверять доносчику!

– Короче, – сказал комендант, – вы обвиняетесь в воровстве и использовании не по назначению казенных материалов, в осквернении частной могилы, а также в попытке совершить побег. Будьте добры подписать протокол.

– Я не подпишу, пока не увижу в протоколе мое заявление относительно Карбоньери, Бурсе и свояков Нарика и Кенье.

– Принимается. Впишите данное заявление в качестве дополнения к протоколу.

Я подписал. Просто нельзя выразить словами, что творилось у меня на душе с момента нашей последней неудачи! В изоляторе я словно помешался: почти не ел, не ходил, но курил и курил сигарету за сигаретой, благо Дега хорошо снабдил меня табаком. Каждое утро мне давали час для прогулки во дворе изолятора.