Мотылек - Анри Шаррьер (2014)

Сильвен поворачивается в мою сторону, смотрит и делает знаки, смысл которых до меня не доходит. Я же широко размахиваю руками, как бы желая сказать: «Не двигайся! Не уходи от плота! Тебе не добраться до леса!» Он сейчас стоит за мешками, и я не могу прикинуть, близко ли, далеко ли он от своего плота. Сначала мне показалось, что близко, и сто́ит только упасть плашмя, как можно за него зацепиться.

И вдруг я понял: Сильвен отошел достаточно далеко, его засосало, и он не в состоянии сдвинуться с места, чтобы вернуться к плоту. До меня донесся его крик. Я лег на мешки пластом, вогнал руки в грязь и принялся грести что было силы. Мешки сдвинулись с мертвой точки, и мне удалось проскользить на них по жиже более двадцати метров. Поднявшись на ноги, я увидел, что плот Сильвена больше уже не заслоняет обзор. Душераздирающая картина предстала передо мной: мой друг, мой дорогой брат и напарник стоял в грязи по пояс, и от плота его отделяло более десяти метров. Чувство ужаса вернуло мне голос, и я закричал: «Сильвен! Сильвен! Не двигайся! Ложись на живот! Если можешь, освободи ноги!» Ветер донес до него мои слова, он их услышал и в знак согласия кивнул. Я снова ничком бросился на плот и принялся взрывать грязь перед собой, заставляя мешки скользить вперед. Ярость придала мне сверхчеловеческие силы, и я продвигался к Сильвену довольно быстро, проделав таким образом еще метров тридцать. Правда, на это ушло больше часа, но до Сильвена было уже совсем близко – каких-то метров пятьдесят-шестьдесят. Я стал плохо различать, что творится вокруг.

Я сел. Руки, лицо и все тело были заляпаны липкой жижей. Попробовал вытереть левый глаз – брызги соленой воды вызвали сильную резь, глаз щипало, и я не мог им смотреть. От боли заслезился и правый, и это тоже сильно мешало. Наконец я увидел Сильвена. Он уже не лежал, а стоял по самую грудь в грязевой ванне.

Прокатилась первая волна. Буквально совершив прыжок через меня, она рассыпалась поодаль и стихла, смочив пеной грязевую чашу. Я даже не тронулся с места. Волна прошлась и по Сильвену, продолжавшему стоять в прежней позе. Мелькнула мысль: «Чем больше пронесется волн, тем жиже будет грязь. Надо во что бы то ни стало скорее добраться до него».

Меня охватила дикая ярость, какая бывает у животного, выводку которого грозит гибель. Словно мать, стремящаяся вырвать своего ребенка из опасности, бросился я на помощь своему другу и стал грести и разгребать, грести и разгребать липкий ил, чтобы побыстрей добраться до Сильвена. Он смотрит на меня без слов, не делая никаких движений, широко открытые глаза глядят прямо на меня, а мои – застыли на нем. Только не лишиться этого взгляда, не потерять из виду! Гребу, не обращая внимания, куда и как погружаются мои руки. Подался вперед совсем немного. Две набежавшие волны захлестнули меня с головой. Ил разжижился и превратился в текучую массу – продвигаться стало труднее, ход замедлился. Теперь он гораздо тише, чем час назад. Большой вал навалился сзади, едва не удушив и не стащив меня с плота. Я сел, чтобы оглядеться. Грязь уже доходила Сильвену до подмышек. Нас отделяли какие-то сорок метров. Сильвен безотрывно смотрел на меня, и глаза его выражали полную обреченность. Он понял, что ему суждено умереть, он, родной мой бедолага, знал, что погибает в трехстах метрах от земли.

Я снова распластался на мешках и воткнул руки в грязь – теперь уже не грязь, а просто жидкое месиво. Наши глаза словно прикованы друг к другу. Сильвен покачал головой, как бы говоря, что все бесполезно и не надо тратить усилий. Но я не сдаюсь и продолжаю свое дело. До него оставалось не более тридцати метров, как вдруг огромный вал обрушился на меня всей своей водяной массой, чуть не сорвав с плота и отбросив вперед на шесть или пять метров.