Мертвые возвращаются? - Тана Френч (2010)

— Следующие несколько дней, — перехватила инициативу Эбби, — были сущим адом. Полицейские сказали нам, что ты в коме и находишься в реанимации; что доктора не уверены, останешься ты жить или нет, но к тебе нас не пускали. Да что там, из них нельзя было вытащить слова о том, лучше тебе или нет. Жива, и все — как ты сама понимаешь, не слишком утешительное известие.

— Вокруг некуда было шагу ступить — куда ни глянь, везде одни легавые. То они обыскивали твою комнату, то вынюхивали что-то на дорогах, то собирали какие-то пылинки с ковра… Они допрашивали нас столько раз, что под конец я не помнил, что кому говорил. Даже когда их не было в доме, мы все равно сидели как на иголках. Дэниел сказал, что «жучки» в доме они вряд ли поставят, потому что это противозаконно. Хотя скажу честно, Мэки не произвел на меня впечатление человека, который станет вдаваться в такие тонкости. Да и вообще, легавые — они как крысы или блохи, или типа того, от них в два счета не избавишься. Даже если их присутствия не видишь, это еще не значит, что их тут нет. Притаились где-нибудь и ждут, когда можно снова выползти наружу.

— Это был живой кошмар, — согласилась Эбби. — И пусть Раф сколько угодно ноет, что Дэниел заставил нас играть в покер, я считаю, это самое лучшее, что он мог придумать в той ситуации. Спроси меня кто-то раньше, я бы сказала, что алиби можно придумать за пять минут: мол, я была там-то и там-то, остальные подтверждают мои слова, чем дело и заканчивается. Но легавые допрашивали нас часами, снова и снова, вытягивали из нас мельчайшие подробности — во сколько сели играть? Кто сидел на каком месте? Какие были начальные ставки? Кто первым сдавал карты? Пили ли мы? Кто что пил? Какой пепельницей пользовались?

— Они все время пытались поймать нас, — добавил Джастин и потянулся за бутылкой. Руки его дрожали, хотя уже не так сильно. — Я обычно давал самый простой ответ: мол, мы сели за карточный стол примерно в четверть двенадцатого — ну или типа того, и тогда Мэки или О'Нил, или кто там еще нас допрашивал в тот день, делал озабоченное лицо и говорил: «Вы уверены? Потому что, если не ошибаюсь, один из ваших друзей утверждает, что вы сели играть в карты в четверть одиннадцатого», — и для пущей убедительности принимался копаться в своих бумажках. Тогда я буквально каменел. Сама понимаешь, откуда мне было знать, какую ошибку мог допустить кто-то из нас. А допустить ее было проще простого — они нас так извели своими расспросами, что крыша ехала. И что мне было делать? Сказать: «Да, вы правы. Я тут что-то путаю», — или что-то другое? В конце концов я обычно держался своих слов и, между прочим, правильно делал. Потому что никто никаких ошибок не допускал. Просто легавые блефовали, водили нас за нос. А с другой стороны, это обыкновенное везение. Я был так напуган, что ничего другого в голову не приходило. Продлись это еще чуть дольше, мы бы все посходили с ума.

— И главное, чего ради? — возмутился Раф. Он неожиданно сел, едва не рассыпав карты, и выхватил из пепельницы сигарету. — Потому что один вопрос до сих пор не дает мне покоя: почему мы все поверили Дэниелу на слово. Можно подумать, он большой спец по части медицины. И что же? Он сказал нам, что Лекси умерла, и мы все ему поверили. Ну почему мы всегда и во всем ему верим?

— По привычке, — отозвалась Эбби. — Потому что чаще всего он бывает прав.

— Ты так думаешь? — уточнил Раф. Он вновь вальяжно откинулся на подлокотник дивана, однако в голосе его слышались резкие, пугающие нотки, и причем все громче и громче. — В любом случае на сей раз он ошибся. Мы бы вызвали «Скорую помощь», как делают в таких случаях нормальные люди, и все было бы в порядке. Лекси никогда бы не подала иск в суд или как это там называется. Нам бы не пришлось жить в постоянном страхе — достаточно было только раскинуть мозгами. Но нет, мы позволили Дэниелу задурить нам головы и просидели всю ночь, как в той книжке, на безумном чаепитии.