Звездный попаданец - Виталий Храмов (2019)

Поспешил последовать её примеру. Обхватываю манипулятор руками. Ногами – не успел. Мне в грудь впечатывается броневая перчатка Вани. А сам великан, наклонив голову, набычившись, упёрся в нас с Асарой не только руками, но ещё и плечами, будто хочет нас раздавить о бронекабину Эхра. Даже стоит – под углом в 45 градусов к земле, по щиколотки закопав свои стальные сапоги в песок.

Страшный удар земли метнул нас в небо. Тут же – ещё удар. Вижу, как щит из корабельной обшивки сносит верхнюю часть «Тигра-13», как топор – край консервной банки.

Ощущаю, что лечу. Прямо в полёте – ещё удар!

Мощнейший удар! Ломающий, убивающий. Будто в меня Ил-76 врезался.

Всё!

Нет. Не всё!

Реву от ярости и злости. От боли, которую не могу стерпеть. От нехватки воздуха. Я задыхаюсь, не в силах втянуть хоть глоток воздуха – рот и нос перекрыты.

Спину и одну ногу – печёт. Ничего не вижу. Руки – не слушаются. Хриплю, выпуская из лёгких последний воздух, сжимаюсь, толкаюсь. Встаю на четвереньки, выпячивая вверх задницу. Что-то стекает, сваливается со спины, с ног, с плеч.

Раскачиваюсь, раздёргивая придавленные руки. Наконец – смог освободить одну руку.

Вовремя вспомнил, что именно на ней у меня – клинок. Я бы смог. Зарезать себя, ткнув клинком в глаз. Смог же сам себе крематорий организовать.

Осторожно веду бесчувственной рукой. Ткнул чем-то в глаза. Этим – содрав с глаз, вместе с ресницами, бровями и кожей, то, что глаза мне закрывало.

Слепну сразу же – от яркого света. Жмурюсь, щерюсь. Вижу! А когда вижу, чем придавлена рука – освобождаюсь. Надо было не вверх и на себя тянуть, а – вниз и влево. Балка это какая-то.

Клинок – погас. Опа! Он – работал! А почему нейросеть, такая уже привычная, фоновая – молчит? Непонятно.

Щупаю лицо. Сдираю с него маску респиратора, наглухо забитого землёй, вдыхаю воздух – до боли в рёбрах, до головокружения.

– Живой! Щука! Живой! – хриплю я. Булькая горлом – смеюсь. – Я, гля, живучей таракана!

Стою на коленях. Вокруг – ад. Горящий лунный кратер. В аду. Наверное, так выглядел эпицентр Хиросимы?

Кругом – огонь. Даже небо – красное. А не привычно голубенькое, как сладкоголосый певец.

Жжёт. Это моя дырявая броня раскалилась так, что меня – печёт. Нет, не мечусь как угорелый. Ясно же, что я схватил гамма, сигма и прочих египетских букв столько, что ночью мне фонарик не понадобится. Человеком-пауком не стану, не верю, а вот что мясо начнёт с живого слезать лохмотьями – верю.

Потому – не спешу. Как нам говорил сержант-инструктор в учебке? Если вы схватили смертельную дозу радиации – проситесь на передовую. Охереть и погибнуть в атаке, в полный рост на пулемёт – проще. И не так больно. Да и для народа полезнее. Чем ухаживать за нами, гниющими заживо.

Разум ухватился за слово «нами». А где остальные? В одну каску даже подыхать тошно. Да, шлема на мне нет. Как и волос. Теперь – везде, а не только проплешина на затылке.

Поднимаюсь. Меня штормит. Стучу рукой по медблоку. Дохлый номер. А плазменная кромка клинка – пашет. Чудно. «Кабши» тоже молчит. Нейросеть… попыталась что-то изобразить, мельтешение помех и «белых мух» в глазах, но тоже увяла.

Ладно, как-то же жил три десятка лет без этих калькуляторов в голове?

– В-в-ваня-а-а! – хриплю я пересохшим горлом.

Это я увидел знакомый металлический сапог пятьдесятбезразмерного номера. Торчит из песка и обломков, как дымоход землянки.

Подбираю какую-то гнутую железяку, используя наработки старика Архимеда – сваливаю в сторону обломки. Роясь, как собака, отбрасываю землю, раскапываю спину, задницу и затылок шлема друга. Стучу ему в затылок той самой железкой.

– Есть кто дома? – вкрадчиво спрашиваю.

Ваня весь пошёл волной, как судорогой. С облегчением выдыхаю, падая на колени.

– В-в-вставай, бессмертная недвижимость! – хриплю я. – Не в-в-вовремя ты привал з-з-затеял.