– Рит, я не желаю тебе вреда, – устало повторяю я. – Если бы желал, просто бросил на улице. Но в тот момент, когда я посадил тебя в свою тачку и увёз из того переулка, я взял на себя решение твоих проблем. Пожалуйста, не усложняй ситуацию никому не нужными разборками, ладно? У меня и так котелок уже пухнет. Я знаю, что тебе страшно, но придётся поверить на слово: я тебя никому в обиду не дам, но и чудить не позволю. Ты не маленькая девочка, должна понимать, что пока мы выясняем, кто прав, а кто виноват, тот, кто желает тебе зла по-настоящему, подбирается всё ближе. В наших же интересах как можно скорее его найти. Рит, я хочу, чтобы твой ребёнок нормально родился и оставался с тобой, я не хочу, чтобы вас разлучили. Моей власти не хватит, чтобы гарантировать тебе, что этого не произойдёт, но я даю тебе слово, что сделаю всё возможное, чтобы найти твоего недоброжелателя. Просто помоги. Хотя бы тем, что не будешь каждый день огорчать меня своим недоверием, ладно? Если я не справлюсь, ни одна социальная служба не доверит мне чужого ребёнка, как бы я к нему не относился. А доверить малыша кому попало, я просто не смогу.

Ритка кусает губы до крови, но обжигающие потоки слёз всё равно заливают её лицо.

Она бросается мне на шею:

– Прости, прости, прости меня, Ярослав! Я больше не буду. Спасибо, что веришь и помогаешь мне.

Кое-как мне удаётся её успокоить и убраться из дому. В Комитете меня поджидает сюрприз. Прямо в собственном кабинете.

Власова допрашивает единственных очевидцев загадочного исчезновения Тумановой.

– Вы сможете составить фоторобот предполагаемого сообщника подозреваемой? – спрашивает Ангелина как раз в тот момент, когда я захожу.

– Так эта, – протягивает Федя, глядя нерешительно в мою сторону, но Первый в разы сообразительней. Пихает подельника в бок и сипит: – Темно было, товарищ майор. Не разглядели.

– Николаев! – кричит Геля, и молодой конвойный всовывает голову. – Заберите этих двоих.

Она дожидается, когда горе-предпринимателей выведут из кабинета, и цокает в мою сторону:

– Врут, гады. Покрывают кого-то. Видели они его, возможно, даже знают. Умеешь ты, Власов, явиться не вовремя!

Ещё как вовремя, да только ей об этом знать совсем не обязательно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Не уверен, что эти мелкие сошки действительно что-то знают, Гель, – усмехаюсь я. – Иначе уже непременно бы что-то выдали.

– Я думаю, что ты ошибаешься, Власов. Такие, как они, всегда готовы к сотрудничеству, если подобрать к ним правильный ключик.

– Гель, я их уже прополоскал вдоль и поперёк. Ты, что же, позабыла, что я не первый день на службе? – выдавливаю скептическую усмешку и тут же возвращаю каменную маску. – Ангелина Анатольевна, впредь попрошу не заниматься самодеятельностью и не предпринимать никаких действий без моего на то согласия. Не забывайте, что это моё дело.

Она окидывает меня леденящим взглядом, но я давно не ведусь на эти её штучки. Не пронимают. Сейчас я чувствую свою неуязвимость сотого левела, со стальными нервами и настроем, который не сломит никто. Я закалён одной взбалмошной особой так, как не закалит ни одно спецзадание или сверхсложное дело.

– Как скажете, товарищ майор, – цедит сквозь зубы Власова. – Какими будут дальнейшие указания?

– Нужно найти нотариуса Аркадия Туманова и изучить последнюю версию завещания – это раз. Есть у меня подозрение, что там нас могут ждать сюрпризы. А во-вторых, посетить соседей Пелевиных и расспросить поподробнее о событиях до аварии.

– Зачем? Там всё ясно как божий день, Ярик. Я перечитала протоколы опросов свидетелей по делу об убийстве Пелевиных, ничего там нет, – упирается моя жена. Бывшая.

– Я должен проверить одну догадку, – говорю ей и опережаю вопрос: – Делиться пока не буду, хочу удостовериться, что не ошибаюсь. Если я прав, то интересная у нас картинка вырисовывается…