Маятник Фуко - Умберто Эко (1999)

Я припоминаю слова Салона о том, с какой злостью отец Кирхер ставил к позорному столбу розенкрейцеров, и это в то время, когда он говорил о глубинах земного шара.

— Отец Кирхер, — сказал я, — является центральным персонажем этой истории. Почему этот человек, который столько раз доказывал, что умеет быть наблюдательным и что он обладает вкусом к экспериментам, утопил пару хороших идей в тысячах страниц немыслимых гипотез? Он переписывался с лучшими английскими учеными, и в каждой его книге поднимаются типичные проблемы розенкрейцеров. Он делает вид, будто противопоставляет себя им, а на самом деле стремится присвоить их идеи, представить их версию в качестве своей, враждебной Реформе. В первом издании «Fama» господин Хазельмайер, приговоренный иезуитами к галерам за свои реформистские идеи, непрестанно подчеркивает, что настоящими добрыми иезуитами являются они, розенкрейцеры. Ну хорошо. Кирхер пишет свои тридцать с чем-то томов, чтобы доказать, что настоящими добрыми розенкрейцерами являются иезуиты. Иезуиты попытаются наложить руку на План. Отец Кирхер хочет изучать маятники, и он делает это, но по-своему, изобретя планетарные часы, чтобы знать точное время в каждом из филиалов Братства, разбросанных по всему свету.

— Но как иезуиты узнали, что существует План, ведь тамплиеры погибали, но не признавались? — спросил Диоталлеви.

Ответ, что иезуиты всегда знают на йоту больше дьявола, ничего не стоил. Мы хотели иметь более подходящее объяснение.

Вскоре мы его нашли. И снова Гийом Постэль. Листая историю иезуитов Кретино-Жоли (сколько мы насмехались над этим несчастным именем!), мы установили, что Постэль, охваченный мистическим неистовством и жаждой духовного возрождения, прибыл в 1544 году к святому Игнатию Лойоле в Рим. Игнатий принял его восторженно, но Постэлю не удалось отвлечься от своих навязчивых идей, своей каббалистики, своего экуменизма, что не могло прийтись по вкусу иезуитам, и менее всего им нравилась идея наиболее fixe, ради которой Постэль не пошел бы ни на какие уступки, а именно — что Властелином Мира должен стать король Франции. Игнатий был святым, но святым испанским.

Таким образом, в один прекрасный момент произошел разрыв: Постэль покинул иезуитов или иезуиты выставили его за дверь. Но если Постэль был иезуитом, хоть и короткий период времени, то должен был поведать святому Игнатию, которому поклялся в послушании perinde ac cadaver, o своей миссии. «Дорогой Игнатий, — вероятно, сказал он ему — знай, что, принимая меня, ты принимаешь тайну Плана тамплиеров, недостойным французским представителем которых я являюсь. Мы даже будем вместе ожидать третьей мирской встречи 1584 года, будем ожидать ad majorem Dei gloriam».

Итак, благодаря Постэлю и его минутной слабости иезуиты узнали о тайне тамплиеров. Такой секрет надо использовать. Святой Игнатий отходит в вечное блаженство, но его последователи не спускают глаз с Постэля. Они хотят знать, с кем он встретится в этом роковом 1584 году. Увы, Постэль умирает раньше, и даже то, что в момент смерти у его изголовья (как утверждает один из наших источников) находился неизвестный иезуит, ни к чему не привело: иезуиты так и не узнали, кто является его преемником.

— Извините, Казобон, — вмешался Бельбо, — по-моему, здесь что-то не стыкуется. Если все это так, то иезуиты не могли знать, что в 1584 году встреча не состоялась.

— Однако не следует забывать, — заметил Диоталлеви, — что, по словам язычников, иезуиты были людьми, сделанными из железа, и нелегко было водить их за нос.

— О, если речь идет об этом, — признал Бельбо, — один иезуит съест с кашей двух тамплиеров за завтраком и двух за обедом. Они тоже были распущены, и не раз, при этом надо добавить, что к их роспуску были причастны все правительства Европы, однако они все еще существуют.