Ева - Артуро Перес-Реверте (2018)

– Это же банда преступников, стакнувшихся с лицемерными святошами.

– Именно так. Такие же бандиты, как и их противники. Только у тех вместо попов – комиссары. Ничего нового: все это мы с тобой видели раньше… И греков они, когда представился случай, перебили не меньше, чем турки. Разве не так?

Мойра передала ему крошечный окурочек.

– Ты был там, да?

Не отвечая, Фалько сделал последнюю затяжку, уже обжигавшую губы, и отшвырнул самокрутку, тотчас подхваченную ветром.

– Там правда было так ужасно, как об этом рассказывают?

– Еще хуже, – сказал он, помолчав мгновение. – Разнуздавшиеся вконец ополченцы, демагогия, оппортунизм, террор, разброд и звериная ненависть среди своих же. Убивали друг друга по любому поводу.

– А те?

– Те, по крайней мере, убивали по плану, – голос Фалько был лишен всякого выражения. – Это был террор хладнокровный, практичный. Более рациональный, что ли.

– Хочу, чтобы ты знал: сердцем я с вашей Республикой.

– Да плевать… – Он безразлично пожал плечами. – Кто бы ни победил в итоге, появится диктатор. Не все ли равно – красный или голубой?

– Ты циник, мой мальчик.

– Да нет… Просто я хорошо осведомлен.

– Пусть все так, как ты сказал, но они мне нравятся больше, чем этот карликовый генерал с Гитлером и Муссолини в друзьях.

Фалько старательно изобразил пренебрежительную гримасу:

– Когда кто-нибудь понравится мне, я немедля сообщу. А покуда я просто смотрю.

– Сюда ты пришел не смотреть.

– Ошибаешься. Я смотрю и здесь.

– Что ж, тогда взгляни вон туда, – Мойра показала куда-то вдаль. – Правда, нет на свете пейзажа красивее? Когда Клайв писал его, никто не верил, что такое существует на самом деле.

Фалько кивнул. На западе солнце почти коснулось моря, а испанское побережье на горизонте пылало гармоническим красно-оранжевым великолепием. Цвета сотворения мира, подумал он. Или конца света.

Самые узкие улочки уже скрывались в полумраке, а вокруг Соко-Чико вспыхивали первые огни. Фалько шел вниз по улице Христиан, поглядывая на слабо освещенные изнутри арабские и еврейские лавки кожевников, галантерейщиков, менял. Когда он проходил мимо кабаре, две ярко накрашенные женщины – мавританка и христианка, – которые стояли в дверях под керосиновым фонарем, бросавшем маслянистые блики на кожу их оголенных рук и ног, завлекательно прищелкнули языками.

На площади клубилась густая толпа – деловито сновали и праздно фланировали прохожие, уличные торговцы, длиннобородые евреи, арабы в чалмах и бурнусах, а за столиками кафе под все еще лиловым небом среди множества европейцев обоего пола выделялись своими красными фесками люди в костюмах с галстуками. Разноязыкий говор сливался в ровный гул.

Добравшись до кафе «Сентраль», Фалько оглядел веранду. Там за одним из столиков ждал его толстяк Рексач в сдвинутой на затылок потрепанной соломенной шляпе и с бокалом в руке. Заметив Фалько и не подавая виду, что они знакомы, поставил бокал, поднялся и пошел через площадь, в своей странной манере загребая руками так, будто они влекли вперед его грузное тело. Фалько следовал за ним на расстоянии. Они миновали кафе «Фуэнтес», тоже переполненное посетителями, и свернули за угол на узкую, круто забирающую вверх улочку. Наверху Рексач дождался Фалько и сказал, едва справляясь с одышкой и обмахиваясь шляпой:

– Куда мне по таким кручам лазать.

Потом показал на дверь в магазин ковров. Фалько машинально тронул на поясе кожаную кобуру с пистолетом на боевом взводе и следом за Рексачем вошел внутрь. Там, как и во всех заведениях, торгующих таким товаром, пахло застарелой, въевшейся в густой ворс пылью. Хозяин – пожилой мавр – поклонился им и отдернул занавеску в глубине. Там обнаружилась комнатка, и с кожаных подушек поднялся при их появлении человек в европейском костюме, но без галстука. Рексач наскоро представил их друг другу: